– У всех нас свои секреты. Ллейна Камилла. Я позову пэра Доминика.
Патрик исчез прежде, чем Камилла успела добавить хоть слово, и девушка лишь тоскливо посмотрела ему вслед. Желанное знакомство оборвалось внезапно, а всё болтливые спутники!..
– Двигается бесшумно, – заметил лавочник, допивая свой бульон. – Недаром про воинов Храма говорят, будто они скользят, словно солнечный луч, неслышно и незаметно. Паладинов вообще нечасто увидишь посреди простых людей.
– Он священника сопровождает, – откликнулся переселенец, глядя, как жена его отходит к детям в повозку. – Оттого вынужден. Духовник-то стар, верхом ехать уже не может. Пойду, пожалуй: время уж отдыхать, а места у костра, глядишь, не всем хватит.
Места бы хватило, но его не задерживали: и лавочник, и Густав, зачарованный близостью Камиллы и появлением паладина, сдвинулись потеснее, уступая новым знакомым.
– Скулу задели, – заметила глазастая мэма Софур, как только Камилла опустилась рядом. – Ох, ллейна Камилла… ну уж ты и выбрала…
– Кого я выбрала – не твоя забота, няня, – едва слышно отозвалась дочь Рыжего барона. – Да и вашими совместными стараниями не много шансов у меня на успех.
– Делаешь – не бойся, боишься – не делай, – хмыкнула мэма Софур. – Знаю, что не слишком меня уважаешь, шустрая ты вошь, но уж в одном я разбираюсь крепко: мужского взгляда не пропущу. Вот и этот, хоть и воин Храма, а смотрел на тебя внимательно. Хорошо так смотрел…
Камилла только отмахнулась.
Паладин вернулся не один: к костру медленно, с трудом передвигая ноги, направлялся старенький духовник. Гостям успели и место подготовить, и горячего фруктового напитка разлить, а пэр Доминик всё ступал, шелестя ступнями и плотным балахоном, от повозки к общему костру. Камилла смотрела не на священника. Пэр Патрик вновь накинул чёрную рубашку под горло да перепоясался, разве что плаща не надел. И сопровождал невыносимо медленного, сухонького духовника с таким необыкновенным терпением и искренней заботой, что и у Камиллы на миг дрогнуло сердце. Паладин, воин Храма, наделённый особым даром, у которого, верно, другие стремления и заботы имелись – терпел и не раздражался. А вот у неё совладать со злостью на собственную няньку не всегда получалось. Впрочем, этот старенький священник наверняка не хлестал столько вина, сколько мэма Софур.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – захлопотала последняя, без церемоний подхватывая духовника под второй локоть и помогая усесться на лучший пенёк, покрытый, стараниями лавочника, мягкой шкурой. – Вот, испробуйте! Вам прогреться в самый раз…