– Ну чИто, Мадин? – Хабиб разорвал поцелуй и хрипло зашептал мне на ухо, облизывая мочку.
Его левая ладонь с шеи вновь переместилась на лицо и ласково очертила овал, зарылась волосы, крепко обхватывая основание черепа. Правая накрыла лобок, чувственно сжимая. Я только глазами хлопнула, тихо охнув от простреливающего по телу желания. Потянулась опять к нему за поцелуем, но Хабиб увернулся и опустился ниже, прикусывая бьющуюся венку на моей запрокинутой шее.
– ХочИшь? – пробормотал он глухо и как-то насмешливо. Скользнул пальцами по половым губам, раздвигая, – Тоже что ли…недое…
И не договорил. Потому что меня так ошпарило от его оскорбления, сказанного снисходительным тоном, что я умудрилась влепить смазанную, но всё-таки пощечину этому бугаю и одновременно отпихнуть от себя. Не ожидавший отпора Сатоев неловко завалился на приборную панель и чуть не порвал мне штаны, когда я выдергивала из них его руку. Сволочь!
– Ты-ы-ы…– прохрипел Хабиб словно раненый зверь, тяжело дыша.
Медленно приложил ладонь к левой щеке, поднимая на меня убийственный взгляд. Нет, это не была настоящая пощечина, но намерение он понял прекрасно. И его было достаточно.
Наши глаза встретились. Земля замедлилась, атмосфера загустела, давление стремительно начало расти. Если бы не твёрдая убежденность в своей правоте, я бы уже рыдала, наверно, где-то у него в ногах, вымаливая прощение. У Сатоева был невероятно тяжелый взгляд. Даже уши заложило, будто я пытаюсь нырнуть на морскую глубину. Но во мне тоже бурлили гнев и обида.
Так что вдох – выдох.
И он отвернулся, разрывая наш болезненный зрительный контакт. Сел ровно на своём сидении, неторопливо накинул ремень безопасности. Я не могла – меня до сих пор трясло.
– Вот и поговорили, – криво усмехнулся Хабиб, не смотря на меня и выруливая на трассу.
– Больше не будем, – просипела я.
– Эт правильно, нИ надА, – тихо одобрил Сатоев, кивнув.
Время тянулось бесконечно, застревая в вязком, потрескивающим от нашего молчания пространстве салона. Нет, мне не хотелось говорить. Но всем существом ощущала, что теперь невероятно хотелось ему. Этакий подкожный зуд, не дающий спокойно усидеть на месте, усиливающий напряжение.
Если до этого Хабиб рулил расслабленно, почти лениво, полуприкрыв тяжелые веки, когда смотрел на дорогу, спокойно опустив одну руку на руль, то сейчас он пребывал в постоянном движении, мельтеша на краю моего зрения. То по бороде задумчиво проведет, то ухо почешет, то нос. Вздохнет, сделает громче – сделает тише, прохладней- жарче, обзовет кого-то на дороге бараном, сцепив зубы, в сердцах хлопнет ладонью по рулю, расставит ноги шире, поправит ширинку, ремень, ворот, опять вздохнет, сводя брови на перебитой переносице в одну.