и тряслись фундаменты и колонны
от горячих выдохов в унисон
паровых машин.
Пароходы вспенили воды рек,
встали горы угольных терриконов
и ручьями тек посеревший снег
с Альпийских вершин.
Может в шестеренках часов мировых
накопилась грязь
многим горечь слов чудаков двоих
по душе пришлась.
Комкались под жаром юных тел простынѝ,
души вверх взлетали от полночный поллюций,
жертвенный огонь в душах бунтарей
жег до сладких мук.
Абсолютной власти последние дни
корчились в предчувствиях революций
и балансы банков росли быстрей
чем китайский бамбук.
Возгорался мир как соломы снопы.
Видно неспароста
У основы веры подгнили столпы
вскрылась нагота.
Век двадцатый призраком крался из тьмы.
Распахнулось небо для дерзких полетов.
Звали звезды к счастью: "Приди и возьми
хоть простак, хоть мудрец!"
А на смену ужасам оспы-чумы
приходили газы и пулеметы.
Люди оставались все так же людьми.
Хохотал Творец.
Но все так же с тяжких осенних туч
тек прозрачный сок,
А с барханов тёк, легок и сыпучь,
на ветру песок.
Как все все десять тысяч растаявших лет
пас пастух овец и костры согревали,
и рождались дети в полуночный час
и был сладок мёд.
Обещал всем людям надежду рассвет
что конец сегодня натупит едва ли.
Новый Искупитель придет не сейчас
Мир еще поживёт.
3.17 Капричос
"Сон разума рождает чудовищ" (Франсиско Гойя)
Гнили у причалов каравеллы,
и имперский гонор был забыт.
Гордая Испания старела,
позолотой прикрывая стыд.
Промотав богатое наследство
и скупив запасы всех аптек
старая карга не без кокетства
ожидала в гости новый век.
Тараканы бегали в покоях
пахли пылью бархат, шелк, виссон.
Разум спал. И лишь Франсиско Гойя
видел чудищ через этот сон.
И зажав резец привычно в руку,
наплевав на стразы миражей,
обличал двуличье, лень и скуку
лицемерных и тупых ханжей.
Бесполезных, глупых, беззаботных
гибнущих из-за пустых страстей…
Он судил их, чудищ и животных,
скрытых под личинами людей.
Он еще наивно верил в разум
что способен исцелить калек…
Так "Капричос" стали парафразом,
эпитафией на уходящий век.
Век галантный стыл недвижным трупом.
Символом грядущих страшных бед
сталь и пар по желобам и трубам
мощною волной лились во след.
Забывалась ночь средневековья.
Призраки рассеялись к утру.
Третье молчаливое сословье
обретало голос не к добру.
Рвался Ад из алых домн утробищ
Пароходы выли в унисон…
Ум неспящий создавал чудовищ
в сотни раз страшней, чем всякий сон.
3.18 Napoléon Bonaparte
Не ведая сраму, не зная позору,
Не в сказке какой, не во сне, наяву,
Однажды, в студёную зимнюю пору,
Нельзя, император, ходить на Москву.
Тамбовские волки там бродят дозором,
Там лыжи Мороз с бодуна навострил,