Дима любил поседеть вечерами на холодном бетоне крыши, посмотреть за вечно занятыми людьми. Но самое атмосферное для него было другое, когда он курил, наслаждаясь в одно время горьким табаком, а в другое свежим воздухом, выдыхая дым, смотреть, как он поднимается к небу и растворяется, то в белом свете звезд, то в кромешной тьме. Он пропадал там точно так же, как и его вера в любовь, в хорошее, да и просто в грядущие перемены. Точно так же, как и светлая душа в боли и неутолимой жажде смерти…
Он сидел у края, облокотившись спиной на бетонный бортик. С каждой минутой холод все сильнее окутывал его, словно толстое одеяло, накрывал с ног до головы, дрожали зубы, а продрогшие до костей пальцы еле-еле удерживали сигарету. В такие моменты не было грустных и веселых мыслей, разум был чист, словно весеннее небо. Неожиданно, проржавевшая от влаги дверь со скрипом отворилась. Переступив через порог, укутанная в черно- белый шарфик, зашла Аля.
– Ты как тут? -стуча зубами спросил Дима.
– Я хотела побыть с тобой, вдвоем. -Робко прошептала девочка. Поглубже вдохнув, набравшись смелости, продолжила:
– Я звонила, но у тебя отключен телефон. Тогда, я вспомнила- это место, мы летом здесь выпивали, припоминаешь?
– Нет, Аль, я почти не помню хорошего… Боль внутри стала сильнее всех положительных эмоций.
Сев рядом, она обхватила его ледяную руку маленькими теплыми ладошками, положила голову на плечо, спросив:
– А как у тебя с Анжелой?
Лицо его еще больше погрустнело, словно вся тоска и тьма этого мира собиралась внутри его и без того гиблой, израненной души.
– Да, никак… я запутался в себе, ничего не понимаю. Мы встречаемся уже неделю, вроде все хорошо, но… внутри что-то терзает, понимаешь? -Со злостью швырнув еле тлеющий окурок подальше, протер рукой красные глаза, тихо всхлипнув, спросил:
– Что мне делать, Аль? Я устал, я так больше не могу! – чуть ли не крича сказал он.
– Ничего не говори, Дим, посмотри на меня.
Она взяла его за красные щеки и поцеловала. Хотела отстраниться, но он крепко обхватил ее шею, нежно вкушая горячие губы. Прижал к себе еще сильнее, с большею страстью и порывом ощущал давно манящую сладость. Соленые от слез губы, холодные, как лед, но приятные и родные руки, бешенный порыв эмоций и страсть, накаляющаяся все больше. Все это возбуждало ее так, что позабыла обо всем на свете, дружбе чрез года и джунгли боли и тьмы, идеологии о суженном, даже об подобной смерти тоске.
Крепко обняв Диму за пояс, голова ее медленно упала ему на колени, а из уст, через тяжелое дыхание, еле слышно взбудораженным голосом донеслось: