— «Скорую»? Не-е-ельзя, у нас полный зал людей. Зачем панику устраивать? Я сейчас аптечку принесу, в ней нашатырь, — слышу взволнованный голос Антона. А следом добрую порцию мата Дикого, он не стесняется в выражениях и при Гуле говорит, куда администратору засунет эту аптечку, если со мной что-нибудь случится.
— Нож уберите, — командует Гуля, чувствую, присаживается рядом. — Яся, — хлопает по щекам, она редко показывает эмоции, но сейчас в ее голосе слышится паника. — Антон, я вызываю «скорую», — в этот момент мне на лицо и шею кто-то льет воду. Как же холодно, но тело реагирует на раздражитель, вздрагиваю. Мученический стон срывается с губ.
— Ты идиот! — теперь понятно, почему его называют Диким. — Какого хрена ты творишь?!
— Зато она пришла в себя, — задыхаясь, Антон выдавливает слова.
— Сейчас ты в себя придешь!
— Отпустите, он сейчас задохнется, — оставляя меня, Гуля спешит разнять мужчин.
— Не надо «скорую», — подаю голос. Сильной быть не получается, пытаюсь открыть глаза, но даже тусклый свет светящей в лицо лампы раздражает. Речи не идет о том, чтобы сесть.
— Как ты себя чувствуешь? — рядом оказалась Гуля.
— Нормально, — хотя понятно, что ни о каком «нормально» речи не могло быть. Я еще когда партию Клеопатры танцевала, ощутила слабость и головокружение. Наверное, давление упало. Последнее время неважно себя чувствую, аппетита нет, слабость. Уже недели две собираюсь сходить сдать анализ крови, все никак до лаборатории не дойду. А тут еще утром на учебу опаздывала, поесть не успела, и так весь день. Костюм еще этот…
— Что стоишь, неси ей горячий сладкий чай и шоколад, — звучит командный голос моего мучителя. Натягивая ткань костюма, Гуля прикрывает мою грудь. Последнее, что помню — как Дикий достает нож и разрезает недешевый костюм, стягивает с меня одежду, потом темнота. У меня сил нет, чтобы покраснеть, но стыд и смущение я испытываю в полной мере. Он первый мужчина, который дотрагивался до моего обнаженного тела и видел грудь.
От слабости по щекам текут слезы. Блин, я же не плакса, а остановить поток не могу. Себя жалею, наверное. Гуля утирает их белой салфеткой с лица. Я уже открыла глаза, но тело все еще слабое, не слушается.
— Ты сегодня что-нибудь ела? — присаживается на корточки мужчина, загораживая собой свет и пространство. Не сразу понимаю, о чем меня спрашивает, а когда осознаю, удивляюсь. Забота? Обо мне только родители заботились, иногда подруга. Смотрит пристально, вынуждает мотнуть головой. — Больше голодной не ходи, а ты проследи, — строго выговаривает, а мы как две первоклассницы слушаем взрослого дядьку и возразить не можем.