Я и без того ощущала себя не в своей тарелке, испытывая дичайший стыд за то, что ему предлагала, и до чего, в конечном счёте опустилась, а теперь… Боже правый! Кажется, я не верила в произошедшее даже тогда, когда как сомнабула вышла за бдительно охраняемые ворота особняка Стаффордов, и, практически не глядя, куда иду, двинулась, чисто на автомате, по подъездной аллее на Лейк Мендосино Драйв. Большая часть предшествующих этому событий тоже не осела в моей памяти. Лишь какие-то рваные обрывки, связанные с полосующей душу паникой и убийственным желанием провалиться сквозь землю. Кажется, я не могла тогда даже разревется, хотя колотило меня крупной дрожью до такой степени, что хотелось попросту упасть на пол и заорать во всю глотку.
Я вообще не знаю, как сумела одеться и как дошла до ворот. Прохлада позднего вечера тоже мало чем помогла. Я просто шла вперёд, обнимая себя за предплечья и едва ли понимая, что делаю и куда направляюсь. А весь окружающий меня мир, обступив со всех сторон мрачной панорамой изученного мною вдоль и поперёк родного городка, безучастно взирал на меня почти уже чёрным небом и густыми кронами деревьев, освещёнными вдоль дороги фонарными столбами и схожими сейчас больше всего со зловещими сказочными монстрами.
В какой-то момент у меня вдруг возникла мысль свернуть направо и дойти до озера… Но, видимо, она так же резко стёрлась из памяти, как и появилась там до этого. В итоге, я так и продолжала идти. Не проронив за весь свой немалый путь ни слезинки и даже не додумавшись вызвать такси.
Кое-как пришла в себя, наверное, когда добралась до родительского дома. И то, едва ли это было можно назвать «прийти в себя». Скорее, отпустила. Позволила накопившимся за это время безумию и боли прорваться наружу, выплеснув их через надрывные рыдания и беспомощное катание по полу. Мне не просто хотелось тогда сдохнуть, мне реально казалось, что я уже подыхаю, поскольку ничего схожего со всеми своими прошлыми ужасными переживаниями и потерями я точно никогда не испытывала. Даже когда умер папа, даже когда узнала, что могу вскоре потерять и маму…
Нет, это было другое. Это был предел, который тебя либо вот-вот прикончит, либо… На счёт предполагаемой альтернативы у меня вообще не было никаких идей. По-моему, после такого выжить невозможно. Иначе, придётся с этим теперь существовать до конца своих дней. С этой жуткой, буквально изъедающей изнутри чёрной дырой сводящего с ума отчаянья, выворачивающей наизнанку боли и отупляющей безнадёжности.
Я не помню, сколько так провалялась на полу гостиной (ибо подняться тогда на второй этаж в собственную спальню у меня уже не хватило ни сил, ни желаний), то безустанно рыдая, то ненадолго зависая в бездумной прострации и тупо глядя в потолок едва ли осмысленным взглядом. Думать вообще не хотелось. Мне хватало с лихвой и того, что мне пришлось до этого пережить, и что до сих пор резало и кромсало меня, будто невидимыми ножами, не собираясь останавливаться или прерывать свою смертельную пытку хотя бы на недолгую спасительную паузу.