Чтобы она меньше скучала, Иннокентий предложил ей заняться делами доходного дома.
Содержание инвалидов и проживаемых, а так же аренду оплачивала власть, а содержать здание и наводить там порядок должны были хозяева.
Делом неожиданно Наташа увлеклась. Она поэтапно, не стесняя постояльцев, провела косметический ремонт. Во дворе дома, до тех пор пустого и пыльного, разбила сквер с лавочками, клумбами, дорожками для прогулок.
– Да ты меня разоришь! – шутил Иннокентий, втайне радуясь за Наташу.
…А детей не было. Не было их у Иннокентия Константиновича и от первой жены, не получалось ничего и от Наташи.
Иннокентий очень старался. Его уже не интересовали радости секса, от этого занятия он хотел только одного – ребенка! И не одного. Семья без детей была в его понимании какой-то пустышкой. Иннокентий обстоятельно высчитывал какие-то благоприятные дни, без этих дней к жене не прикасался – берег семя. Перед благоприятными днями он неделю не брал в рот никакого спиртного, даже почти не курил. И когда этот день наставал, он также обстоятельно и ритмично работал над Наташей, боясь сделать лишнее движение.
Наталья ему не помогала, потому что сексом она не интересовалась никогда. Для радости секса нужна или любовь, или страстная натура. Ни того, ни другого у Наташи не было.
А ребенка она тоже хотела. Ведь он мог стать ее единственной теперь любовью.
Иннокентий горевал. Все чаще он недоуменно говорил, обводя руками свое хозяйство:
– Кому это все? Мы уже наелись. А это кому оставить?! Работаю, работаю, думаю – это моим поколениям достанется! А где оно?
Наталья иногда ему говорила:
– Да брось ты все это. Давай съездим к морю, или в Италию, как люди нашего достатка ездят, дворяне, например!
– Дворяне не работают! – зло отвечал Иннокентий, а я если хоть на месяц свое хозяйство оставлю – все разворуют, поставки переманят!
– А зачем тебе это? Ведь нам на сто лет хватит!
– Дети будут жить после нас! Они должны это приумножить! А нам в могилах будет спокойно!
… Тогда казалось, что эта жизнь, эта страна, этот купеческий городок будут вечно. И вечно будут стоять их дома, и в них будут жить их счастливые дети, а потом дети детей.
А Италия подождет и море подождет!
***
Утопал в февральских снегах тысяча девятьсот восемнадцатый год. Их купеческий дом на тихой, почти, непроходимой от заносов маленькой улочке, искрился заснеженной запорошенной крышей, мирно и уютно шел дым из печных труб.
И вдруг вихрем и с гиканьем пронеслась по ней конница с всадниками в коротких зипунах и в папахах перевязанными красными лентами.