«Я знала, что ты еще придешь. Всю жизнь я боялась, что это когда-нибудь вернется. Наташу я не как племянницу любила, а как дочь. Я у Васи в семье жила, он мне родителей заменил, вырастил, выучил. Он и жена его, Любаша, – святые люди. До сих по ним плачу. И с Наташей я с пеленок нянчилась. Она была такая хорошая девочка, добрая, ласковая. Это все приключилось с ней из-за той аварии. Когда Вася и Люба погибли, у Наташи была тяжелая травма головы. Не в себе стала, что я только ни делала, не помогало. Потом, вроде, полегчало ей, школу кончила, в институт поступила. Как я была против того, чтобы она шла на работу! Неужели бы мы с Иваном не выучили ее одну, коли своих детей нам Бог не дал? Нет, захотела жить сама. Потом влюбилась в этого, директора своего. Она мне не рассказывала ничего, да я и без этого чувствовала, что неладно что-то.
А тут пропала, не приезжает, ни весточки нет от нее. Поехала я в город, соседка ее мне все и рассказала. Нашла я ее в больнице. Аборт она сделала, да неудачно, срок был уже очень большой. Забрала я ее к себе, следила за ней, боялась, как бы руки на себя не наложила. Сидит, весь день в одну точку смотрит. Денег он ей много дал. Надумала ее к родне отправить, думала, развеется, отойдет. Поехали с ней в аэропорт, мне еще по делам надо было, да к Ивану в больницу. А рейс задержали. Оставила я ее там, в аэровокзале, журнал купила, шоколадку, сама уехала. Да лучше бы бросить мне тогда все дела. Не зря говорят: «Знал бы, где упасть, соломки подстелил».
И только домой вернулась, приехали гости: Таня, тетка твоя, с матерью. С Таней мы почти дружили, я смолоду не очень разговорчивая была, а с ней себя легко чувствовала. Мало с кем в нашей деревне можно было так интересно пообщаться. Она книги мне давала, журналы. Они приехали вещи с кордона забрать на полуторке с соседом. Тане семь месяцев уже беременности было. Анна Петровна хотела одна ехать, да Таня настояла. И зачем поехала? Ведь после трех выкидышей почти всю беременность на сохранении пролежала. Уж и я ее уговаривала у нас дома посидеть, отдохнуть с дороги, а она – ни в какую. Захватила я чемоданчик акушерский и поехала с ними на кордон. Жара стояла в то лето, какой старики не помнили, месяца два без дождя жили. А в тот день еще с утра душно было, а к обеду дымка наползла. Как в дом вошли, стали вещи собирать, Таня разнервничалась, заплакала. А тут гроза началась, да такая страшенная. Дом содрогался. У Татьяны роды начались, да с такими осложнениями, что ни профессора, ни операционные не помогли бы. А я – фельдшер-акушер, и у меня под рукой – только самая малость.