Меня спрашивали, могу ли я живот больной подлечить? А то который день все крутит, есть невозможно. Нет, говорю, лечить не умею, не такая я ведьма, не знахарка, не травница. Я приворожить могу, или наоборот там, сделать так, что больше не глянет. Могу от привычки дурной избавить, чтоб мужик пить бросил, или чтобы руку больше на жену поднять не смел, чтоб детишек не обижал, чтоб не ленится даже, а то все валяется без дела, а вон крыльцо уже покосилось. Или бабу там вразумить, чтоб пироги пекла, за домом да за детишками следила.
И за этим тоже ко мне обращались, такого везде хватает.
Голову могу заморочить.
Я сама-то долго не могла понять, почему так – это могу, это нет. Ведьма же, сила есть, значит колдовать по-всякому должна. А вот не по-всякому. Мне Гус объяснял, он ученый, много слов умных знает. Я менталист. Моя магия действует на разум, но стихийная магия, огня к примеру, или земли, мне не подвластна. Тут своя особенность. Она всегда своя. Так что приворожить могу, а огнем шарахнуть – это к Гусу, не ко мне, он так шарахнет, что мало не покажется. Зато я следы хорошо заметаю и глаз отвожу, найти меня не так-то просто, если я сама не захочу, конечно, чтобы меня нашли.
А вот чтобы самой найти кого-то…
- И как пропал твой муж? – спросила я.
Если где-то рядом и по свежему следу, то, бывает, что и могу почувствовать.
- Весной еще в Аджарсу ушел, с караваном, - вздохнула женщина, - должен был вернуться уже. Его караван в Варице видели, недели три назад. Должны были уже до дома добраться, вернуться, тут меньше двух недель дороги-то, а все нет. И чувствую я, нехорошо что-то. Да ты не смотри так, я знаю, что говорю.
И с шеи маленький мешочек сняла. А в мешочке – камешек круглый, беленький, словно светится изнутри, но едва заметно.
А ведь страшно дорогая штука! Я только раз такие видела, хотя слышала немало. У этого камешка пара есть, и второй, значит, у ее мужа. И через камешки связь тянется, можно почувствовать, жив ли человек. А если камешек хорошо сделан, то даже настроение почувствовать можно, радость или тревогу, болезнь можно…
Она хотела его мне протянуть, показать, но только сжала в ладони.
- Теплый, - сказала тихо и глаза прикрыла. – Значит живой. Но что-то… Я не знаю... Словно сердце тревожно бьется. Что-то случилось, а что… Вернуться бы ему пора.
- А ты Аделина, Стефана Горелого жена? – сказала я. Кто же тут еще такие камешки себе позволить может?
- Да, - кивнула она.
А ведь хороша собой, не девочка, конечно, но в самом соку. Платье новое, бусы на шее красные, руки холеные, к работе не привычные… Богато живут.