Кладбище – место нерадостное в любое время года. Весной, когда воздух прохладен и свеж, а деревья окутаны зеленым дымом свежей листвы, думать о смерти особенно неприятно. Летом, в жару, когда поднимается запах сухой земли, кладбище кажется затаившимся хищником, готовым наброситься на тебя. Осенью, под серым дождливым небом, кладбище отвратительно и тоскливо.
Но хуже всего зимой. Стылая земля не поддается лопатам, а при мысли о том, что сейчас в ней кто-то останется навсегда, мороз пробегает по коже.
Это было старое кладбище, в самом центре Москвы. Хоронили здесь очень, очень редко, людей либо очень известных, либо очень богатых. Нет, конечно, не Ваганьковское и не Новодевичье. Но центр Москвы всегда в цене – и для живых, и для мертвых.
– Мы нечасто хороним кого-то из наших, – сказал Завулон. – Обычно нечего хоронить… вместе со Светлыми мы тоже собираемся нечасто.
Он постоял, кутаясь в теплое пальто. Потом снял перчатки, взял из рук держащегося за спиной помощника венок с надписью «От Дневного Дозора Москвы» и положил на свежую могилу. Постоял, склонив голову.
– Прощай. Ты честно нес службу.
Гесер вообще не надевал перчаток. То ли привык к холоду в дни своей давней тибетской юности, то ли рисовался непритязательностью. Ему венок «От Ночного Дозора Москвы» подала Ольга.
– Трудная судьба, – сказал он. – И трудная смерть. И… и все равно ты был одним из нас и останешься им навсегда.
Он потоптался на месте. Потом посмотрел на Завулона, достал из кармана пальто фляжку, протянул тому:
– Давай… по русскому обычаю… проводим.
– Вот уж нашел русский обычай – французский коньяк на кладбище из горла хлестать… – негромко сказала Света. И взяла меня за руку.
Завулон сделал глоток вслед за Гесером, сморщился, потом протянул флягу мне:
– Антон?
– Я не буду, если можно, – сказал я. – Мне теперь надо беречь здоровье. Здоровье человека – самая большая его ценность.
– Антон, перестань. – Завулон укоризненно смотрел на меня. – Мы твое здоровье беречь будем. И лечить, если что, всеми силами обоих Дозоров. Ты заслужил.
– Мне не хочется пить за них, – сказал я, кивнув на могилу, где в огромном гробу лежало чудовищное тело Двуединого, бывшего Светлого мага Дениса и Темного мага Алексея. – Все-таки он меня убил. В какой-то мере.
– Все мы рано или поздно уйдем, – ответил Гесер. – Иные бессмертны, но…
– Но люди смертнее, – закончил я. – Простите, не буду. Они не виноваты. Но за своих убийц не пьют.