— Ой, да и пожалуйста, — давясь новой порцией кашля и на этот раз уже не сдерживая его, уползаю в свою, типа, комнату вызывать сатану.
Плашмя падаю на разобранный диван, утыкаясь лицом в подушку и зычно прокашливаюсь. Надо переодеться в домашнее, но у меня нет сил. Потому что это надо снова встать, взять шмотки с кресла, сесть, снять, надеть… Нет. Не могу. Всё, на что меня хватает — стащить с себя джинсы и с пинка отшвырнуть на пол. Дальше Бобик сдох.
В таком виде меня и находят, несколько минут спустя, заходя с дымящейся кружкой. А мне… мне фиолетово. Сил нет двигаться. Но надо. Неохотно принимаю сидящее положение, накидывая на коленки одеяло.
— Держи, — мне протягивают лекарство с приятным лимонным ароматом и три таблетки.
— Я всё брату расскажу, — хмыкаю я, шмыгая заложенной ноздрей.
— Что?
— Что ты меня в кровать уложил и колёсами накачиваешь.
— Это такое «спасибо»? — хмурит брови он, поднимая мои джинсы и вешая их на подлокотник.
Спасибо. Большое спасибо. Да. Но знать ему об этом не обязательно.
— Пельмени убрал?
— Убрал. Всё убрал. Кости ты зачем брала? Грызть? Это такая диета?
— Это суповой набор. Бульона хотела намутить. Я не завтракала.
На меня долго и тяжело смотрят. Вздыхают. Достают из кармана новехонький айфон, на корпусе даже плёнка ещё не снята. Набирают кого‑то.
— Лысый, — выдаёт он явно не мне. — Я не могу сейчас подъехать. Есть возможность перенести стрелку на обед? Или сам его дожмёшь? Годится… Лежи и только попробуй встать, поняла? — а вот это уже адресовано мне и, развернувшись на мысках, уходят обратно на кухню, продолжая разговаривать с собеседником на том конце. — Это не тебе. Чего? Лысый, отвали…
«Лысый»? «Стрелка»? «Дожмёшь»? Я прошу прощения, но какого…? Чем занимается этот человек? Лежу, размышляю об этом и тихонько посасываю горячий напиток, приятно согревающий внутренности и ещё приятней сжигающий к чёртовому прадедушке желудок.
Попутно прислушиваюсь к шебуршаниям через стенку. Кастрюли стучат, вода из крана течет. Ёженьки‑боженьки, он там чё, в натуре суп готовит? Ну не. Я должна это видеть. Нельзя такое пропускать.
— Куда выперлась? Я кому велел лежать? — тут же встречает меня сердитое.
— Отвечаю, харе приказывать. Могу ж и поварешкой по морде съездить, — не люблю я властных интонаций. Дома от отца хватило.
— Потом съезжу я кому‑то ремнём по заднице.
Фи. Ремнём он меня надумал пугать. Корчу физиономию, демонстративно закатывая глаза и высовывая язык. Почти сразу мой подбородок оказывается в цепких мужских пальцах. Рот вынужденно остаётся открытым, а голубые глаза недовольно разглядывают блеснувший в нём металлический шарик.