Я думала сейчас Тимур заставит меня пожалеть о моих словах, скажет что-то обидное, но он быстро отвел свой взгляд и пошел вслед за мамой.
— Хорошо, у меня есть в запасе еще час, — спокойным тоном ответил он, проходя мимо меня.
Находясь в каком-то трансе, я пошла за ними. Безотрывно смотрела на сумку в его руке и презирала ее. Словно именно она была виновата в том, что Тимур улетает. Войдя в столовую, превозмогая огромное отчаяние, я молча присела на стул. Скоро он снова исчезнет, а я не могу поднять на него глаза. Хочу запомнить его другим, любящим и нежным. Того, кто сейчас сидел со мной за одним столом, я не знала и уже не хотела знать. В груди жгло огнем от обиды за то, что он снова выбрал не нас. Снова жирной чертой перечеркнул наши чувства.
— Привет, семья! — бодрым голосом сказал отец, входя в столовую. — Смотрю все в сборе.
— Здравствуй, дорогой, — сказала мама уставшим голосом, целуя его в щеку.
— Чего такие кислые, или у нас опять что-то произошло? — усаживаясь возле меня спросил отец.
— Тимур улетает, — расстроено ответила мама, посматривая на меня и дав понять, чтобы я сидела молча.
— Это невозможно, — уверенным тоном произнес папа. — Послезавтра прилетают крупные инвесторы из Германии и его присутствие на переговорах даже не обсуждается, — он строго посмотрел на Тимура, открыто показывая, что других вариантов нет.
Я видела, как Тимур стиснул руку в кулак, осознав, что загнан в угол.
Хотелось прекратить все это. Пусть уже улетает, я устала бороться за него, биться в закрытую дверь. Хватить бессмысленно ранить друг друга. Он прав. Пора все прекратить и отпустить. Я заставлю себя вырвать из сердца эту любовь. Забуду. Когда-нибудь станет легче. Я справлюсь.
— Эти переговоры очень важны для нас, и ты нужен мне здесь, — продолжал отец, обращаясь к брату. — Хоффман прилетает на несколько дней и если все пойдет, как задумано, то мы сможем запустить новый проект, над которым работали долгое время.
Было видно, что Тимур в бешенстве. Тяжелое дыхание выдавало его злость. Он не привык, чтобы ему указывали, что делать. Только бы он сейчас не сорвался и не нагрубил отцу. Я не переживу, если из-за моей эгоистичной просьбы они поругаются. Пусть лучше винит меня, я стерплю, лишь бы не страдали родители.
Тимур молча поднялся из-за стола и быстрым шагом покинул помещение. Я смотрела на его удаляющуюся спину и ощущала чувство вины. Все из-за меня. Я виновата.
— Ничего, сейчас покатается немного и остынет, — произнес отец. — И кстати, я ничего не придумывал. То, что я сказал — чистая правда.