Ибо существует скрытая связь между ужасом и красотой, и где-то они дополняют друг друга, как ликующий смех жизни и затаившаяся близкая смерть.
Райнер Мария Рильке
Мои размышления прервал замычавший от ужаса жандарм. Я даже немного удивился — думал, что он давно помер. Но нет, эти полицаи — твари живучие, так просто их не вытравишь.
— А ты у нас кто? — спросил я и, подойдя к покалеченному мужчине, вынул грязный кляп из его рта.
— Я…я лейтенант Майс, — просипел он. — Они…они пытали меня…
— Да я вижу, что вы здесь не любовью занимались, — улыбнувшись, произнес я. — Что им было нужно?
Его проблемы меня мало волновали, а вот узнать, откуда взялись эти гости — было бы очень желательно. Если это диверсанты из Республики — я рискую… точнее уже вляпался в крайне неприятную ситуацию. Если дойдет до Тайной Канцелярии можно будет попрощаться со "спокойной" жизнью.
— Помоги мне, мне нужно к лекарю…я…отблагодарю… — продолжал шептать он, находясь в полубреду.
— Я спросил: что им было нужно? — сказал я, и наотмашь ударил его ладонью по лицу.
В пустой глазнице лопнула корочка, наружу брызнула мутная сукровица. Из единственного живого глаза потекли слезы.
— Н-не надо! — взмолился он. — Только не снова!
Похоже, резкая боль помогла ему прийти в себя. Может, стоит запатентовать этот метод? Боль, как средство приведения мыслей в порядок и освежения сознания.
— Это случайность! — всхлипнул он. — Мы были в патруле, я и двое рядовых — Флитвик и Брейсон. Выбирали случайных людей из прохожих и проверяли у них документы. А потом, на парковке у Нижнего Парка, наткнулись на этих… Они убили их! Зарезали, как свиней, я даже понять ничего не успел! Раз-раз в печень и готово! А потом…потом они избили меня ногами, связали, засунули в мобиль и привезли сюда… это было просто ужасно! — слова посыпались из него, как из рога изобилия.
Вроде не врёт, — подумал я. Интонации голоса звучали правдоподобно, а мышцы лица…того что осталось от лица, двигались вполне естественно.
— Они почему-то решили, что мы следили за ними! И они…они… — бедняга лейтенант горько зарыдал, как десятилетняя девчонка, насилуемая собственным отцом.
Однажды проезжая через лютую глухомань, я остановился переночевать на постоялом дворе. Выйдя прогуляться перед сном, я и застал эту нелицеприятную сцену. Пьяный трактирщик затащил свою дочь в подсобку, и разорвав на ней голубое платьице, вершил своё черное дело. Казалось бы: мир полон несправедливости, да я и сам не подарок, но подобной мерзости не терплю. Отцу я тогда перерезал глотку, но девчонка тоже не выжила — повесилась на следующий день.