Анна тоже была такой, тонкие черты лица, полные губы и фигура, которой позавидовала бы даже модель Виктории Сикрет.
Неудивительно, что ее с Романом Алексеевичем, ребенок назван самым красивым младенцем года и его фото даже опубликовали в журнале Пипл Москва.
Она и Роман Алексеевич не боялись известности, они оба привыкли общаться, как с журналистами, так и с поклонниками. Но говорят, что это совершенно не портит их отношения, что борьба с известностью, что порой портит людей, только укрепляет их брак. А это редкость, учитывая, как успешно сложилась карьера у обоих, а может быть мне что-то неизвестно.
— Надеюсь, Давид тебя не слишком ругал за вранье? — поинтересовалась Анна, бросил на меня взгляд в зеркало заднего вида.
Василиса фыркнула.
— Что, — воскликнула я. — Ты же не знаешь!
— А то я не видела, как он с тебя чуть ли ни пылинки в Париже не сдувал. Точно ты фарфоровая и каждое прикосновение тебе вредно. Неженка!
— Он так не вел себя, — удивляюсь я. Ну да, он был днем предупредителен, но это, потому что ночью отрывался по полной, вжимая меня в любую представленную поверхность и вытрахивая все мысли, о чем-то кроме приближавшегося оргазма. Какая уж там нежность.
— Да, да. Не отпирайся. На меня он орал, а на тебя голос боялся повысить. Вы, наверное и сексом занимаетесь ночью под простынкой, — хихикнула она. Хамка. Так и подмывает рассказать ей о «простынке»! Тогда она со своим гипер опасным сексом с Макаром просто утрется. Но сейчас явно не время, мериться размером члена своих мужчин.
Я поджала губы и кивнула на девочку спереди.
— Общение с Черкашиным не доведет тебя до добра.
Анна рассмеялась и на светофоре оглянулась на Василису.
— Лизка спит, не волнуйтесь. Ты столь же откровенна, как и Рома. У того тоже из-за профессии смещены понятия о приличиях. Язык без костей.
— Вот видишь, профессия обязывает быть сукой, — хмыкает Василиса и задирает подбородок, но ее плечи тут же поникли.
Все ясно. Пытается позитивом и дурашливостью скрыть острую тоску по любимому.
— А мне кажется это все возраст переходный, — поддерживаю разговор и Василиса благодарно улыбается. Пока мы едем, она всю дорогу со мной препирается.
Когда мы, наконец, попали в палату к Лене, я не могла поверить, что моя бледная, почти синюшная сестренка так похорошела. Румянец на щеках говорит о здоровой температуре тела. А волосы, заплетенные в тугую косу о том, что они перестали выпадать. Только глаза. Покрасневшие от слез.
— Лена, солнышко мое, — улыбнулась я и присев на кровати тут же заключила ее в свои объятия. Она сразу расплакалась, вцепилась в меня, как в спасательный клуб и залепетала, рассказывая все все на свете, переодически упоминая, как она на меня зла.