- Вот все-таки поганая эта ментовская морда, а?
Голос Вити прозвучал приглушенно. В основном, потому, что не до него было. Черный, словно в вакууме, стоял и держал в руках черно-белый карандашный рисунок… Со своей мордой. Сонной и довольной.
Рисунок был буквально в несколько штрихов, но схвачено все.
И черты лица, расслабленные, спокойные, и татухи на закинутых за голову руках, и та, что на груди… И живот даже, четкий такой… Он даже и не думал, что так выглядит. Словно модель со страниц журналов.
Или из тех альбомов репродукций, что Веснушка ему показывала еще семь лет назад. Клево очень.
Рисунок он держал бережно и старательно гнал от себя тупую и ненужную сейчас мысль, что, вполне возможно, это – единственное, что ему от нее останется в итоге.
Уже по одному тому, что такое вообще в голову залетело, можно было понять, насколько обухом по ней херакнуло осознание, что Веснушки в гараже нет. И что ушла она явно сама.
Беспорядка, вещей ее – ничего не было.
Как смогла открыться – вопрос, конечно, но то, что замок не ломали, точно.
Черный понимал, что сейчас надо действовать, выяснять, что-то делать, короче…
Но не мог, словно в тумане , не слушая вопросов Вити по поводу отсутствия его дочери в гараже, прошел по периметру, машинально отмечая все детали.
Затем поднял с разворошенной постели рисунок, да так и замер, разглядывая.
Не слышал, как Вите звонили, как он материл сначала собеседника, а потом просто в пространство высказывался.
Смотрел на прощальный привет Веснушки и никак в себя не мог прийти. Словно удар пропустил на ринге. В голове - шум, в глазах – кровь и раздвоение предметов. Бери, сука, тепленьким.
Оказывается, есть вещи пострашнее ринга. Пострашнее нокаута и подлого удара.
Женщины, оказывается, куда больнее и изощреннее бьют. И это даже не про Веснушку сейчас.
Судьба – она тоже баба.
- Вася, это же пиздец! А если б я от напряга дуба врезал? Шкет, чего замер там?
Голос Вити раздался совсем рядом, из-за плеча буквально.
Черный не оглянулся, продолжал смотреть на рисунок.
- Это дочка рисовала, да?
Витя осторожно, не вынимая рисунок из руки у Черного, словно понимая, что нифига не отдаст, повернул к себе. Посмотрел, подышал тяжело. Выматерился.
- Красиво, бля. Красиво. А тебя, шкетенка, только то спасает, что она, похоже, реально к тебе что-то чувствует. А то бы давно бы червей кормил.
- Это за что еще? – буркнул Черный, ревниво отводя руку с рисунком подальше.