Два начала (Шмель) - страница 73
Натан проявлял ту заботу к матери, которую хотел проявить. Конечно, его не радовали обстоятельства этой заботы, но он знал, что мама сейчас нуждается в нем, в его словах, в его рассказах, в его тепле, которое он может дать просто так. Он старался каждый день сделать для мамы особенным и каждый вечер заканчивался для них его рассказами о том как ему училось, о том как ему жилось и о том как понимает он мир. Натан открывался для мамы, мама с радостью упустившая сына принимала его открытие и сама немного рассказывала важные для себя история. В один из таких вечеров, после Рождества, вернувшись с прогулки Натан переложил маму из коляски на софу в гостиной и было собирался пойти за чаем для нее, которая придерживалась правила пяти часов, как вдруг мама задала ему вопрос, который Натан давно ждал и которым сама мама с самого приезда сына в Италию теребила себе душу:
– Мой милый, ответишь ли ты мне на вопрос, который такая мать как я не вправе задавать?,– она подняла на него свои нежно-карие глаза, в которых слабо появилась искра, сыну все-таки удалось растормошить мамино угнетение. Натан вернулся к маме и сел у ее ног.
– Я слушаю тебя, моя милая мамА,– он сделал акцент на вторую «а», немного заигрывая и играя во француза.
– Не сочти за вульгарность, ведь я никогда не спрашивала тебя о таких вещах, но мне важно знать сейчас, когда я между жизнью и смертью, что достояние мое, которое я не берегла, что достояние мое будет в руках нежных и добрых, в руках, которые никогда не заставят печалиться тебя мой милый. В руках, которые понимают, что ты за сокровище и которые не бросят тебя, никогда, как твоя бездарная мать и как твой чопорный отец, я просто должна знать нашел ли ты эти руки?,– Алесандра опустила глаза и вновь их подняла, чувствуя свою вину перед сыном и никак не могущая ее отпустить, подняла и увидела настолько сияющую его улыбку, что и сама невольно улыбнулась в ответ.
– Ты говоришь о любви мама, ты хочешь слышать люблю ли я, люблю ли я серьезно и действительно?!
– Да, мой милый,– она взяла его за руку и тепло ее мальчика тут же откликнулось в сердце, как долго она отказывалась от этого тепла, придумывая границы.
– У меня есть одна история для тебя и знаешь, мама, мне даже хочется ее тебе рассказать…,– Натан улыбнулся и задумчиво посмотрел в сторону.
– Я не против послушать,– Алесандра откинулась на спинку софы, готовая впитывать в себя историю сына, как читая хорошую книгу.
Натан вышел из своих мыслей, внимательно взглянул на мать и начал свой рассказ с самого начала, с начала, которое сам он таковым считал: с момента появления в его жизни света, движущим им до сих пор. Натан начал с Румынии, рассказывая обо всем, словно было это вчера: о знакомстве и о прогулках, о веселых играх и забавных разговорах, о ее бабушке и дедушке, о том насколько в это короткое время он почувствовал жизнь, чувствовал ее искру через себя и насколько он понимал это на детском восприятии и как понимает это сейчас. Натан изливал душу матери, стараясь подбирать слов, дабы не ранить ее сердце он рассказывал ей как сложно было ему расстаться с первым другом и какую сильную тоску по девочке он испытывал. Он рассказывал маме о письмах и о дневниках, о всех людях, которые помогали ему даже советом справиться с тяжестью, которую он испытывал в те года. Иногда переводя дух, Натан менял позу, изредка смотря в окно. Рассказал и про то короткое время, когда привязанность к Каролине его раздражала, но никогда он не пытался от нее избавиться, никогда не пытался забыть или вычеркнуть из жизни, Натан нежно лелеял то чувство, с которым взрослел и понимал, что назад пути никак быть не может, на его долю выпало сверх чудо встретить Каролину еще в детстве, взрослея он стал понимать это отчетливее, что давало ему сил ждать. Но он рассказал маме и о других девушках, вечеринках Августа, что пытался показать другу другой мир, Натан хоть и побывавший не раз с другом в этих мирах всегда желал лишь одного – снова встретить ту девочку на берегу моря и снова взглянуть в ее глаза и если ему почудилось, то убедиться в этом лично сердцем. Мама смотрела на сына и осознавала с каждым его словом об упущенном времени ее материнства, она не помнила толком как она рос и уж тем более не знала, от того что не желала этого знать в то время, о его чувствах. Все это он рассказывал маме, даже больше чем хотел, он рассказывал ей так, чтобы она почувствовала все чувства испытанные им самим. Вспоминая тот или иной период жизни он снова погружался в эти события, вспоминая все настолько скрупулезно, что был удивлен своей памяти. Дойдя до момента посещения Румынии во взрослом возрасте, он остановился и взглянул на маму. Алесандра сидела в той же позе, но взгляд ее был направлен в окно, где уже давно стемнело, а глаза не скрывали слез. Она перевела взгляд на сына, его искренность будоражила ее вновь и вновь, она испытывала скорбь за все эти годы, в которых она не присутствовала в его жизни, а он все равно вырос таким, она снова заплакала и закрыв лицо руками стало громко всхлипывать.