Я иду по перрону, мимо меня бегут люди с корзинами, ведрами, рюкзаками, с криками лезут в узкие двери зеленых вагонов, неразборчиво бубнит вокзальный репродуктор, свистят локомотивы, гремит автосцепка. Я иду в голову поезда, поднимаюсь по узкой лесенке, стучу в металлическую дверь. В проходе возникает средних лет мужчина в форменной рубашке. «Здравствуйте, я дочь Сомова, добросьте до Ташары, пожалуйста». Мой отец машинист электропоезда, водит тяжелые грузовые составы.
Когда я была маленькой, я мечтала водить поезда, направлять могучий локомотив по уходящей к горизонту стальной нити. Мне нравилось чувствовать мощь электровоза, легко сдергивающего с места многотонный состав, чувствовать сумасшедшие завихрение электрического тока в машинном отделении, ритм мелодии колес на стыках, перемигивание семафоров. Я обожала слушать отца о том, как правильно вести поезд, управлять локомотивом правильно, экономно, избегая аварий и перегрузок. Когда мы переехали к вокзалу, я часами слушала ночную перебранку диспетчеров, через громкоговорители командующих ночной жизнью великой магистрали.
Железная дорога — большой, но закрытый мирок, где принято помогать коллегам, например, довести до нужного места или подобрать в кабину на участке, где поезд сбрасывает скорость. И хотя я не знакома ни с машинистом электрички, ни с его помощником, но они знают отца и приглашают меня в кабину. Да, билет на электричку стоит недорого, но денег нет, отец всегда был скуп, маме дает деньги только на еду. Просить деньги у бабушки я не хочу, поэтому экономлю там, где могу.
Через два часа я, поблагодарив машинистов, спрыгиваю на гравий насыпи станции Ташара, выхожу через пути к выезду со станции, машу рукой запыленному КАМАЗу. На мой вопрос: «До Ново-Бабкина доедем?», кивок шофера, монетка в пятьдесят копеек, тускло сверкнув, исчезает в негнущейся от мозолей кисти водителя. Взрыкивание дизеля, сорок минут езды, полчаса ходу по лесной дороге, старое кладбище и вот беспорядочно разбросанные на берегу великой сибирской реки домишки Старо-Бабкина, деревушки, где половина жителей моя родня по материнской линии.
Еще пять минут ходу, и я поднимаюсь на крыльцо маленького розового домика под зеленой крышей, скрипит дверь, коротко взлаивает Шарик из будки, я почти дома. Кричу: «Баба Анна, это я». Мимолетные объятия, горка пышных оладушек, чашка сметаны, в которой стоит ложка, неспешный разговор о родственниках в деревне и о родственниках в городе и уже глаза слипаются сами собой. Улыбаясь, я проваливаюсь в безмятежный сон. Так счастливо и спокойно как в деревне у прабабушки, я больше не спала нигде и никогда.