Симона- владелица квартиры купила его сразу после смерти мужа, в порыве неукротимой тоски, надеясь, что попугай окажется разговорчив и скрасит её одиночество. Марчелло говорить научился, и если хозяйка просила, отвечал, но голоса своего побаивался и просто так никогда не заговаривал. А Симона на большем и не настаивала: пары привычных мужу фраз ей было достаточно. Клетку она поставила на место кресла покойного супруга в гостиной, и полностью передала комнату во владение какаду, за исключением того, что летать в ней ему было позволено нечасто, точить клюв о стенную лепнину разрешалось лишь иногда, а садиться на полированный черепаховый шкаф было запрещено всегда. Ограничения эти Симона ввела только из соображений сохранности памятных для неё вещей и на самом деле очень любила Марчелло. Она сильно привязалась к попугаю, к его присутствию в доме, к хриплому голосу, так похожему на голос её дорогого мужа, и, всеми силами стараясь продлить жизнь какаду, оберегала его от любой из возможных опасностей. Именно поэтому она никогда не пускала его в кухню, где могла кипеть вода, в свою комнату, где курила, в ванную и туалет и, конечно, в прихожую, откуда он мог случайно вылететь на улицу. Хозяйка любила Марчелло и во имя сохранения его жизни дверь в комнату запирала.
И вот, он был в безопасности и тепле. В его клетке висела деревянная игрушка с зеркалом, и всегда были свежие яблоки. Но снов какаду не видел.
Жизнь в стенах маленькой квартирки на молчаливой улице была судьбой Марчелло. Однако это была не вся его судьба.
Иногда события, происходящие исподволь и даже сторонние, происходящие с кем-то другим, непостижимым образом вплетаются в нашу жизнь и полностью её меняют. Так случилось и с Марчелло.
Перевернувшим его жизнь событием стала ссора Симоны и некоего синьора на уличном перекрёстке, когда каблук её совершенно новых туфель застрял в водостоке у бордюра дороги, а автомобиль синьора, так некстати оказался припаркованным рядом. Туфли были безнадёжно испорчены, но вместо них появились другие. С того дня Симона реже проводила вечера дома. Очень скоро она перестала просить какаду заговорить с ней и уже не признавалась назойливо ему в своей вечной любви. А однажды, вернувшись позже обычного, она вбежала в комнату и радостно прощебетала, что уезжает в отпуск. В тот же вечер накрытая диванным пледом клетка и её жилец покинули стены маленькой квартирки.
Так попугай оказался в доме Кьяры, подруги Симоны, где под тем же пледом провёл очередную ночь без снов.
Рассвет ещё только занимался, когда привычную для Марчелло чёрную пустоту дрёмы разрушило пробуждение. Он открыл глаза, но ничего не увидел: клетка по-прежнему была накрыта. В мыслях попугая мелькнуло воспоминание о вчерашнем дне: лицо Симоны, украшенное счастливой улыбкой, рокот автомобиля, стук каблуков по лестнице и голос Кьяры. Лишённое необходимой образности, всё это казалось разрозненным, сложенным нескладно и без смысла.