***
Приехав, к себе домой, он снял с себя куртку и направился на кухню. Расстелив на столе старую газету, он быстро разобрал револьвер.
«Слабоват, против боевого оружия, – подумал он, рассматривая разобранное оружие. – Едва ли выдержит два или три выстрела. Но, другого, пистолета пока у меня нет, и мне придется рассчитывать только на этот самодельный ствол и финский нож.»
Он быстро собрал разобранный револьвер и взял его в руку. Прицелившись в лампу, он мысленно представил, как из ствола этого револьвера вылетает пуля и впивается в лицо Гришина. Впервые в своей жизни, он испытал какое-то удовлетворение только от одной мысли предстоящей мести. Он улыбнулся, представив как тот, схватившись руками за лицо, будет медленно сползать вдоль стены. Он положил на стол револьвер и взял в руки нож.
Финский нож ему понравился больше револьвера. Подкинув дважды нож в воздух, он моментально ощутил, что нож был изготовлен не плохим кузнецом, хорошо знавшим толк в изготовлении подобных изделий. Повертев финку в руках, он положил его рядом с револьвером. И так, он был готов к началу боевых действий.
Он прошел в комнату и сел в кресло. Сейчас в его голове снова стали прокручиваться мысли о мести. Первым с кем хотел рассчитаться Павел, был Гришин. Ведь это он со слов Волкова должен был убить его.
Он закрыл глаза и стал вспоминать все, чем он располагал о Гришине. Насколько он помнил, тот жил в частном секторе на улице 2-ой Вольной. Он был не женат и проживал в этом небольшом доме вместе с семьей своего старшего брата. Он трижды привлекался к уголовной ответственности и трижды выходил сухим из этих ситуаций.
«Ну, что посмотрим Гришин, как тебе удастся вывернуться из этой ситуации. Я приду к тебе не для того чтобы забрать тебя в милицию, я приду, для того чтобы убить тебя. Кровь за кров, глаз за глаз».
Убрав оружие со стола, он направился в туалет. Приняв душ, он лег спать.
Павел сидел на лавочке, не далеко от дома Гришина. Он сидел уже более трех часов, чем вызывал у проходящих мимо него людей, нескрываемое любопытство. Чтобы не замерзнуть, он одел на себя, шерстяной свитер и дубленку. Наконец, калитка дома Гришиных открылась и из ворот вышла молодая женщина, за руку которой держался мальчик.
«Похоже, это жена брата, – подумал он. Повела ребенка в садик. А, где сам Гришин? Время много, пора уже и ему выползти из берлоги».
Прошло еще минут тридцать, и калитка снова открылась. Из нее вышел мужчина в возрасте тридцати- тридцати пяти лет. Он равнодушно посмотрел в сторону Лаврова и прошел мимо него.