– А про, эт, болота написали что? Мужик тот орал, что нечего нам на болотах делать, – припомнил Торрен.
– Магистрат упоминает, что сообщение с “охотниками на болотах” прервалось пару недель назад. Ну, он же не может написать, мол, потеряли связь с Подземельем, – вздохнула Мист. – Не нравится мне все это.
– Пф, – фыркнул Торрен, думая, не “подезинфицироваться” ли еще, так как дезинфектор выдался весьма неплох. – А кто говорил, что вся пепельная срань к нам вылезает, как мухи на мед?
– Я бы лучше бы ошибалась, – буркнула девушка. – Ладно. Видимо, тут нам делать нечего – надо попробовать, хотя бы, до спуска добраться и выяснить, почему нет известий снизу.
– Думаешь, это менее опасно, чем влезть в заразный город?
– Думаю, это более логично, чем возвращаться не солоно хлебавши, – отрезала Мист, поднимаясь и убирая бумаги и Книгу.
Завидев, что они уходят, дружинник показал им несколько жестов, которые Мист не слишком поняла, а Торрен переводить отказался, щадя ее “девичью скромность”.
– Болота – наша судьба, – пафосно возвестил парень, когда они обошли по дуге мрачный и запертый Колмен, и Мист уже почти привычно выбрала палку для прощупывания дороги, пока еще были вокруг деревца и ветки.
– Терпеть не могу болота, – пожаловалась Мист. – В сапогах потом микромир хлюпает.
– Жижа, – сказал Торрен и со смачным звуком выдрал из вязкой грязи сапог. – Ты хоть знаешь куда идти?
– Скажем так, представляю, – вздохнула девушка. – Я уже раз десять тут ходила, но всегда с кем-то. Пару раз брат встречал, ну или проводник вел.
– Что-то мне это не внушает доверия, – с сомнением покрутил головой Торрен.
– Зарядка для шеи тебе в любом случае не поможет, – с готовностью сообщила ему подруга.
Препираясь с напарником, она продолжала думать о странной болезни, так стремительно поразившей Колмен. Она помнила самые разные губительные эпидемии прошлого: пожалуй, это была одна из немногих вещей, которые она действительно хорошо себе представляла по части истории, кроме фольклора: в том числе и потому, что разнообразные смертельные и не очень болячки обычно находили свой путь в народное творчество. Мист перебирала их в голове: черную, белую, красную, синюю, зеленую и все остальные “смерти”, поименованные без полета фантазии, но зато с четким описанием цвета основного идентифицирующего синдрома; разнообразные лихорадки Кребета, Холли и прочие, названные по именам докторов-первооткрывателей; совсем уж мудреные стогийи и крастары … но вот ничего такого, от чего больные бы выплевывали легкие с зелеными нитками и мокротой, вспомнить так и не могла.