– Перестань делать вид, что тебе всё равно! – Я вырвала книгу из его рук. – Это моя! И я запрещаю тебе её читать!
– Мне не всё равно.
– Уходи!
– Рэн – сан дома.
– Он уже вернулся?!
– Пока ты принимала душ, он вернулся с пробежки.
– А что теперь делать?
– Связывать простыни, – Агата ухмыльнулся.
– Я сейчас, подожди.
Выбежав в коридор, я сняла с вешалки верёвку для альпиниста. Она висела там без дела, Цуруги раньше ходил в горы, но уже давно забросил это дело.
– Она меня выдержит? – Агата внимательно обследовал её в своих руках.
– Конечно! Смотри, какая прочная!
– Я в этом не уверен.
Он обмотался вокруг пояса и зацепил крюк за подоконник.
– Нормально?
– Хлипкий какой-то, – Агата с презрением пошатывал крюк.
– Не бойся, всё хорошо будет.
– Ты так говоришь, будто у тебя есть гарантия, что я сломаю себе позвоночник.
– Со второго этажа? Бред! Ногу.. можно.
– Я спиной спускаюсь.
– Ты же якудза!
– Но это не означает, что я хорошо знаю, как правильно спускаться по альпинистской верёвке.
– Не бойся, если ноги сломаешь, я буду часто навещать тебя в больнице!
– Чёрный юмор – не твоё.
– Удачи пожелать?
– Не надо её отпугивать, отойди.
Агата слегка оттолкнул меня от окна.
Только он свесил ноги и начал спускаться, в мою дверь постучал Рэн – сан.
– Чёрт!
– Что ещё может пойти не так?! – Нервно сказал Агата.
– Дед здесь.
– Где?!
– В дверь стучит.
– Вот зараза! Держи крюк. Я возвращаюсь.
Агата забрался обратно и хотел спрятаться под кровать.
– Да куда! В шкаф!
Я открыла дверь.
– Доброе утро, – я улыбнулась.
– Доброе, ты уже проснулась?
– Да, что-то не спиться.
– Окно прикрой, с утра воздух прохладный, можешь простудиться.
– Да, конечно.
Я закрыла его и задёрнула шторы, потому что машина Агаты была хорошо видна со второго этажа.
– Ты будешь завтракать?
– Конечно.
– Пошли.
Рэн – сан и я сидели за столом. У нас обоих была овсянка. По всей вероятности – на воде. Он съел свою порцию и выпил стакан воды. Я так внимательно изучала кашу, что она показалась мне настолько уродливой и безобразной. Рэн – сан, молча, читал газету. Мне иногда кажется, что она одна и та же, с которой дед не может расстаться. Я сглотнула слюну и взяла одну ложку овсянки в рот. Скривив лицо, я проглотила её. Она упала камнем и вдобавок оцарапала мне горло, возможно, мне показалось, но это было неприятно. Такое ощущение, что меня заставили, есть землю. Как бы я не пыталась заставить себя проглотить эту кашу, она лезла обратно в тарелку.
Рэн – сан глубоко вздохнул, ему надоели мои мучения, он ушёл в свой кабинет. Чтобы спокойно почитать газету, без моих мучительных стонов и кашля, который появлялся, после каждого проглатывания овсянки.