— Ага, и тогда Саша точно решит, что мы любовники, — невесело усмехнулась я.
— А тебе не все равно, что он подумает? Ты же сказала, что хочешь развестись.
— Я не знаю, Ник! Прекрати задавать мне эти вопросы! Я не готова сейчас об этом думать!
— А про что мне надо говорить? Про погоду? — он как будто начал заводиться. — Давай! Какой красивый сегодня снег, правда?
На улице действительно шел снег, совершенно неожиданный для середины октября. От мокрых крупных хлопьев, летевших в лицо и за шиворот, было зябко. Но меня хотя бы грел Ленкин зимний пуховик, а этот идиот стоял тут в одной тонкой куртке нараспашку — без шарфа и без шапки.
— Езжай домой, Ник, ты замерз.
— Мне нормально, — упрямо мотнул он головой. На его черных взъерошенных волосах сверкали белые снежинки — как крохотные звездочки на ночном небе.
Я бездумно потянулась к нему, чтобы стряхнуть снег, но в последнюю секунду мои пальцы вдруг изменили траекторию и легко обвели контур щеки. Его кожа была такой горячей по сравнению с моими ледяными руками, что я вздрогнула. А потом поймала его взгляд и снова задрожала — теперь уже не от контраста температур. Я машинально облизнула губы, не в силах оторвать глаз от этой бездны.
Невозможно было дальше обманывать себя — это не взгляд друга. Это два горячих темных омута, в которые меня утягивало с головой, вместе со всеми моими страхами, печалями и тайными желаниями. Пока я в ужасе задерживала дыхание, пытаясь с собой справиться, он уже шагнул ко мне и уверенно опустил свои горячие ладони мне на плечи. И от этого невинного касания меня вдруг выгнуло так, что перед глазами все заволокло туманом, в котором растворилась и отвратительная ссора с мужем, и эта идиотская типа дружба, и вся моя несуразная жизнь. Ничего не осталось, кроме этих глаз, темных, голодных и зовущих.
— Нееет, — выдохнула я в панике, но, противореча самой себе, первой коснулась его губ своими. Они были холодными, жесткими, пахли снегом и табачным дымом — самые прекрасные губы на свете. Ник не дал мне даже секунды опомниться: властно притянул к себе и поцеловал так, как будто имел на это право. Как будто я всегда была его. Нежно, сильно, глубоко… Я чувствовала себя последней блядью, но оторваться сейчас от него было выше моих сил. Пальцы гладили мокрые от снега волосы, наши языки сладко переплетались, и я понимала, что горю. Давно забытое желание злым пожаром охватывало все тело, вспыхивая от близости Ника, от его сносящего крышу запаха — мужского, терпкого, охуенного. Господи, что я творю?!
Я отшатнулась, разрывая поцелуй, и выставила руки ладонями вперед. Если он подойдет, я не справлюсь.