Стараясь не шуметь, они поднялись по лестнице на четвертый этаж; на лестничной площадке сориентировались, в какую квартиру следует звонить, и сержант нажал кнопку звонка.
— Кто там? — раздался за дверью испуганный женский голос.
— Откройте, милиция!
— А что случилось?
— Я прошу вас открыть дверь!..
Открыли не сразу. Хозяйка квартиры — женщина лет 40–45, — делая удивленное лицо, отрицала, что у нее кто-либо прячется. И действительно, кроме этой женщины и ее малолетнего сына, в квартире больше никого не было, — сержант бегло осмотрел все помещения.
— А теперь откройте шкаф, — потребовал он.
— Как? Вы не имеете права! — возмутилась женщина.
— Я должен убедиться, — с расстановкой произнес сержант.
Секунду женщина колебалась, а затем вдруг как-то обмякла, тихо сказала:
— Лучше — вы сами… он там…
— Понятно.
Сержант распахнул дверцу платяного шкафа: преступник сидел внутри — на корточках, согнувшись в три погибели, и сердце у него в этот миг отчаянно колотилось.
— Ну вот и приехали, — устало произнес Становский, взяв его за шиворот.
Когда задержанного доставили в отделение милиции, то находившийся там Шелехов сразу признал в нем своего грабителя.
***
Преступление было совершено в считанные минуты, но расследование его заняло многие дни, которые незаметно срастались в месяцы.
Возбужденное милицией по факту разбойного нападения уголовное дело было на десятый день передано в районную прокуратуру, поскольку действия преступника, стрелявшего в Становского, надлежало дополнительно квалифицировать как покушение на убийство, а это опасное преступление подследственно органам прокуратуры.
Измайлов — так звали обвиняемого — отрицал все. Он, по его словам, случайно оказался в компании малознакомых ему лиц, которые пригласили его поехать к ним домой, чтобы еще немного выпить. То, что они напали на таксиста, — полная для него неожиданность. Сам он очень этого испугался и участия в разбойном нападении не принимал. Пистолет ему кто-то сунул в карман, когда они все разом бросились бежать. Он ни в кого не целил, когда стрелял, и убивать не хотел — пугал только, не желая попадать в милицию, боясь, что не разберутся по-настоящему и ошибочно арестуют его как соучастника преступления, которого он на самом деле не совершал, — что и произошло в действительности. Такова была версия Измайлова. При всей ее несуразности она тем не менее выполняла свою основную задачу — не дать следствию ничего конкретного, реального, ничего такого, за что можно было бы зацепиться.
При таком положении приходилось большие надежды возлагать на уголовный розыск.