Она его грохнет.
Но было пох. Слишком хорошо сейчас.
Перекатился. Устроил ее сверху, почувствовал, как прижимается к шее уже Агата.
Услышал бубнежное: «ты такой говнюк…».
Несколько минут просто смотрел в потолок, улыбаясь, поглаживая сопящую вроде как жену по голой спине, а потом заснул.
Утром же, как и стоило ожидать…
Агата проснулась голой у него под боком.
Агата то ли сейчас только поняла, то ли вспомнила…
Он, конечно же, стал козлом-насильником, который не умеет держать член в штанах. Говнюком, который снова посмел кончить в неё.
В него летели предметы.
Потом она закрылась в ванной, и там то ли рыдала, то ли блевала. Потому что: «тошнит от того, какое ты дерьмо!»…
Кричала ему, а чувствовала скорее всего по отношению к себе. Типа не сдержала слово. Типа он-то говнюк, но она-то свое удовольствие получила… Об этом знают двое. И сколько ты ни ори, что это он виноват, к себе у неё наверняка тоже претензии…
Агата так и не открыла дверь в ванную. Так и не пошла на контакт. Держать осаду Костя не умел. Да и бессмысленно.
Воспользовался другой душевой. Оделся. Собрался. Ушел, впуская в спальню привычно дежурившего у двери Боя.
И если по дороге до города еще чувствовал легкую приподнятость настроения, просто потому что секс с Агатой всегда на него действует вот так…
То с каждым новым часом — все больше сомнений. И злости. И гадливости тоже по отношению к себе.
Не потому, что действительно считал себя тем, кем Агата назвала. Просто… Это их не сблизило. Оттолкнуло только.
И вечером его скорее всего ждет новая лютая дичь. А что сделать, чтобы получить от неё хоть какой-то шаг, Костя не знал.
Трахать в несознанке — не вариант. Выслушивать, как поливает — тоже. Он хочет, чтобы снова было так же, как было до всего, что наворотили.
Но как добиться — понятия не имел…
Полдня думал об этом вместо того, чтобы о работе.
Мысли сворачивали то в ночь, то в утро. Становилось то пиздец хорошо, то охренеть как плохо.
Почему с ней так сложно? Почему нельзя просто принять?
Неужели он правда настолько ей противен?
Глубоко в этим размышлениях его и застал Гаврила. Взгляд которого будто светился многозначительным: «это твой выбор, друг, я предлагал альтернативу…».
Костя об этом помнил. Костя не жалел.
Но, честно говоря, надеялся, что всё будет легче. Только, видимо, недооценил её. Переоценил себя.
Ведь ещё вчера думал, что терпения в нем предостаточно. Если дело касается Агаты — имеется.
Так вот…
Херня всё это. Оно кончается. И что дальше будет — он не знает.
* * *
Костя и сам не сказал бы, сколько «отсутствовал», но когда снова повернулся к Гавриле — тот с любопытством смотрел на него… Задумчиво так… Будто с жалостью даже…