Мой худший друг (Высоцкая) - страница 11

– Я сейчас.

Данису звонят. Он встает из-за стола и выходит в коридор.

– И когда мы стали такими смелыми? – цепляюсь носком кроссовка за ножку ее стула, занятия закончились, поэтому с формой можно распрощаться, и дергаю на себя.

Громова ойкает и уже через пару секунд оказывается рядом со мной. Хорошо, что столы круглые.

– Хочешь, я открою тебе маленький секрет? – подаюсь к ней, и Арина сразу прилипает к спинке стула. Ожидаемо. – Он с тобой общается исключительно по Катькиной просьбе.

Она продолжает нагло улыбаться. Верить в себя, Арина, в твоей ситуации большая ошибка.

– С чего вдруг Кате кого-то просить со мной общаться? – картинно закатывает глаза.

– Потому что ты зажатая, пресная ботаничка, которую забьют тут в первый же день. Твои предки попросили нас тебя оберегать. Катька заболела. Кайсаров за ней второй год таскается и выполнит все, о чем она его попросит. Так что, если бы не Дан, ты сидела бы здесь одна.

Громова поджимает губы. Анализирует. Пытается не верить, но червяк сомнения уже завелся в ее умненькой голове. Время идет на секунды. Зрачки расширяются. Вижу, как окаменели ее плечи. Взгляд потух. Вызова там больше нет, скорее разочарование.

– Хорошая попытка, – выдавливает улыбку, – я почти тебе поверила. В следующий раз приложи чуть больше усилий.

Конечно, не поверила, именно поэтому вцепилась в край стола до побелевших пальцев и улыбаешься так, что скоро кожа на щеках потрескается. Не верю, Громова. За артистизм двойка. С натяжкой.

– Ты можешь думать что хочешь. Главное – помалкивай и не высовывайся.

– Иначе что?

Арина подается вперед. Наши взгляды сталкиваются. Чувствую запах ее духов и неосознанно рассматриваю лицо. Курносый маленький нос, большие круглые глаза в обрамлении пушистых темных ресниц. Открытые, честные, светлые, как и положено правильной девочке. Две светло-серые льдинки, которые готовы стереть меня в порошок.

Она тоже успела переодеться. Распустить свои светлые, немного вьющиеся волосы, а вместо строгой формы из брюк и пиджака надеть вязаное бледно-голубое платье длиной чуть выше колена. Сейчас она сидит, поэтому подол подтянулся вверх, оголяя ноги под темным капроном почти до середины бедра.

В горле становится сухо. Громова продолжает прожигать меня своими глазищами, а я понимаю, что не могу пошевелиться. Пауза затянулась и стала практически мхатовской. Нужно что-то с этим делать, срочно что-то делать.

Но я продолжаю молча на нее таращиться.

Ариша скользит рукой по столу, и я инстинктивно накрываю ее своей ладонью, читая в серых льдинках недоумение, смешанное с волнением.