Осознание причины стыда приходит лишь через несколько минут по взглядам, брошенным на… я испуганно ахнула и судорожно обняла себя за плечи, пытаясь прикрыть грудь. Мой любимый топик из перламутра куда-то подевался, а я умудрилась и не заметить — так привыкла быть обнаженной, пока сидела у себя на дне.
Посмеиваясь, Первый Помощник стянул с себя огромную рубашку и, подойдя, по-отечески набросил ее мне на плечи. Я укуталась в нее, словно в простынь, судорожно пытаясь влезть в рукава, при этом не демонстрируя еще больше, чем прежде.
— Что сучилось? — наконец, пытаюсь отвлечься на разговор, слова на удивление легко складываются в предложения, пусть и простые. — Сколько дней прошло с урагана?
— Ураган был вчера, — слово взял капитан Гарт. — Мы видели, как ты сражалась с… — прозвучало слово, значение которого я не знала. Не шторм, что-то другое, вызывающее неприятные эмоции. — Потом нам стало плохо, будто воздуха не хватает. И я видел через защищавшую нас воду огромную волну, которая должна была уничтожить все… — слово, которое я перевела для себя как «цунами», по контексту и эмоциям, постаралась запомнить, — вдруг остановилось и исчезло. А потом купол воды лопнул, и мы смогли дышать. Сперва было тихо и ничего не видно, затем тучи вдруг рассеялись, будто не бывало, а море стало светиться.
— Сила воды, — повторили несколько человек священным шепотом и сделали какие-то знаки рукой, как будто перекрестились, но по-другому.
— А потом солнце село и все закончилось, — продолжил капитан. — Утром не было ни тебя, ни непогоды. Только на рассвете на этом месте я нашел… — он вновь повторил то слово с неприятной коннотацией. Я уловила, что оно связано с магией и чем-то темным и страшным.
— …? — я повторила это слово с вопросительной интонацией.
— Идем, это здесь, — перехватил инициативу приплясывающий в нетерпении Марус и побежал дальше по берегу.
Я заметила, что некоторые мужчины с любопытством поглядывают на поток воды, который я восстановила:
— Пресная вода, — поспешила предупредить, прежде чем на своем водном кресле последовать за Марусом дальше по каменистому берегу, туда, где он был более пологим, не из целиковых скал, а из округлой черной гальки.
— Это твой осьминог принес вчера, я видел, — пояснил Марус, подтаскивая ко мне то, что я сперва приняла за белый сверток, но затем удивленно отпрянула. Это были тела птиц: две чайки и здоровенный альбатрос.
— Это же птицы? — спросила удивленно. Мы не учили названия конкретных птиц, кроме слова «попугай», так как они жили на острове.
— Они… — он вновь повторил это слово, и тут я поняла. «Одержимые» — вот то слово, которым я назвала это по-русски. Эмоции Маруса и раньше были более четкими, чем у других, а сейчас я и вовсе настроилась, и смогла понять его, как Кракена, словно он не только произносил слово, но и отправлял мне целый наполненный смыслом образ во всей его полноте. Марус выразительно указал на вспоротые брюшки птиц, и я увидела в переплетении уже облепленных мухами кишок что-то инородное.