— О, мне очень не хочется оставлять эту маленькую куколку, но нам с твоим отцом тоже пора выдвигаться, — говорит Марсия. Моя мама подхватывает Пиру и прижимает её к себе, прежде чем снова поставить на пол. Я обнимаю каждого из родителей и провожаю их.
— Пока мама. Пока, папа. Езжайте осторожно! — кричу я, пока они едут на своей «Субару» по длинной дороге от особняка Мэтта. Или, может быть, мне следует сказать нашего особняка, потому что теперь мы живём здесь как семья.
Я возвращаюсь на кухню, где у Мэтта на стульчике для кормления сидит Пира, и он уже убирается.
— Похоже, здесь только ты и я, малышка, — говорит он, держа нашу малышку под подбородок.
— Эй, а я? — спрашиваю я, изображая недовольство.
— Ты тоже милая.
Я смеюсь и помогаю Мэтту убраться после званого ужина.
— Не могу поверить, что прошло уже два года, — небрежно говорит он, сгребая остатки еды в пластиковые контейнеры.
— Два года?
— С нашей первой ночи в домике. Когда я спас тебе жизнь, помнишь?
Я расхохоталась.
— Вряд ли — ты спас жизнь дому, — нахально говорю я. — Я могла выбежать на улицу в любую минуту.
— И замёрзнуть насмерть в этих скудных трусиках, которые были на тебе? — спрашивает Мэтт, приподняв одну бровь. На мой удивлённый взгляд он добавляет: — О, и, дорогая, не забудь: я также в мельчайших подробностях помню, насколько прозрачным был тот лифчик.
Я бросаю кухонное полотенце в Мэтта.
— Только не перед Пирой, — дразню я. — Ты такой плохой.
— Тогда перемирие. — Он откашливается. — Марки и Бретт кажутся счастливыми, — добавляет он, меняя тему.
— Я тоже так думаю. — Я улыбаюсь Мэтту. — Они подходят друг другу, тебе не кажется?
В конце концов, первый ребёнок Мэтта наконец перестал скрываться после того, как мы с ним разорвали нашу помолвку. На самом деле, Марки сказал мне, что, узнав о моей готовности рискнуть всем, чтобы быть с человеком, которого я люблю, он решил, что пришло время быть верным себе. Как только он узнал обо мне и своём отце, он понял, что по сравнению с этим его новости будут мелочью.
Я качаю головой. Тем не менее, это определённо был один из самых странных разговоров, которые у меня когда-либо были.
— Что творится в твоей прекрасной головушке? — спрашивает Мэтт, начиная складывать остатки в холодильник.
— Помнишь, как Марки был потрясён, когда узнал о нас? — я смеюсь над воспоминанием. — Он тогда был в таком восторге? Я как раз думала об этом.
— Я так волновалась, — Мэтт с сожалением соглашается. — Мы думали, что он с воем убежит в горы, но он этого не сделал. Марки был нашим первым сторонником, а это много значит.