Я, открыв рот, глядел на брата где-то с минуту. Адское пламя ненависти в глазах и холодная решимость, написанная на лице, делали его черты брутально-жесткими. Такого выражения лица у Клета я не видел очень и очень давно.
– Клет, ты не убийца. Ты этого не сделаешь.
Он криво улыбнулся и завел мотор. На секунду мне показалось, что рядом со мной сидит незнакомый человек.
– Это будет не преднамеренное убийство, а самозащита, большой брат. Я позабочусь, чтобы это выглядело именно так.
Да что за…
Я не сводил с Клета глаз, пока он выводил пикап с парковки на шоссе. Ледяная решимость и раскаленная ненависть постепенно сменились обычной Клетовой миной отстраненной своеобычности.
– Мне поехать через долину? Или по Мотыльковой просеке быстрее доберемся? – без всякой надобности спросил Клет приятным непринужденным тоном.
Признаться, в тот момент мне было некогда ломать голову над словами Клета и гадать, действительно ли у него есть возможность добраться до нашего папаши на нарах и покончить с ним и его угрозами: дома меня ожидала целая толпа газетчиков, надо было не ударить лицом в грязь.
Но когда эта медиашумиха с Сиенной поутихнет, мне придется серьезно вправлять Клету мозги. Наша семья и так натерпелась от папаши – не человек, а чума, ей-богу. Болезнь. Пятно на наших детских воспоминаниях. Я знал, что и Клету в свое время доставалось еще как. Даррел Уинстон обокрал и его юность, пусть и иначе, чем мою.
Я невольно задумался, чего конкретно лишился Клет. Должно быть, чего-то существенного, раз в нем горит такая неугасимая ненависть.
Впрочем, не имело значения, считает ли братец свои действия, реальные или потенциальные, обоснованными. Я не мог допустить, чтобы и Клет потерял свою душу.
* * *
Когда мы свернули на подъездную аллею, я еще раз попробовал дозвониться Сиенне. Она не взяла трубку.
Уже издали я разглядел, что наш двор беспорядочно заставлен незнакомыми машинами. Вокруг толклись журналисты, держа фотокамеры и куря сигареты. Я насчитал пять машин – четыре фургона местных новостей и одна вроде взятая напрокат в аэропорту. Едва Клет остановился, репортеры напали на нас, как блохи на собаку. Облепив машину, они выкрикивали мое имя и стучали по стеклам с обеих сторон.
– Это сумасшедшие! – Клет запер двери, с ужасом глядя на меня. – Зачем они стучат? Что они себе думают? Что мы нуждаемся в их подсказке, где нам следует находиться – в машине или снаружи? Паразиты!
Я улыбнулся брату, будто ничего особенного не происходило.
– Ты, главное, молчи. Говорить буду я.
– Я ничего не говорю и даю тебе возможность вести беседу, – повторил Клет на свой манер и вынул ключ из зажигания, затем повернулся к лицам, чуть ли не расплющенным у стекол, и помахал ручкой, чтобы акулы пера отступили: – Хорошо, хорошо, я знаю, вы хотите говорить с моим братом, но я не могу выбраться из машины, пока вы стоите вплотную к дверце, гении!