Меня в общаге гречка с тушёнкой ждет, зачем мне его песто?
- Ты подумала?
- О чем? – прикидываюсь дурочкой.
- О моем предложении.
- Подумала.
- И?
Нервно облизываю губы и цепляю руки в замок.
- Я не буду у тебя работать. Твое предложение полный бред.
- Почему же? – интересуется Герман почти ласково.
- Не хочу. Такой ответ тебя устроит?
- Нет.
Я начинаю нервничать. Ерзаю на стуле, крутя по сторонам головой. В животе неприятно стягивает, но вовсе не от голода. Это всегда происходит, когда он смотрит на меня так, как сейчас. Словно пытается проникнуть в мой мозг.
- Слушай, что тебе надо, а? – подавшись вперед, спрашиваю жалобно, - чего ты пристал ко мне?
Герман откидывается на спинку стула и, сложив руки на столе, склоняет голову набок. Уголок губ тянется вверх.
- Честно?
Я быстро киваю.
- Ты забавная и… кое-кого мне напоминаешь.
- Кого?
- Мою собаку, - выдает он вдруг, - я подобрал ее в детстве на помойке. Принес домой и выходил.
Как плевок в лицо. Я задыхаюсь от унижения. Часто моргая, хватаю воздух ртом, как при одышке.
Собака?! На помойке?!
Дергаными движениями цепляю лежащий под столом у ног рюкзак, одним движением расстегиваю молнию и достаю из бокового кармана всю свою стипендию, вчера снятую с карты.
- Так… тыща… две… - бросаю купюры на стол, - вот еще пятьсот.
- Прекрати.
- Итого, две с половиной тысячи. Осталось семнадцать с половиной. Так?..
Греховцев, стиснув челюсти, смотрит на меня исподлобья потемневшим взглядом.
- На следующей неделе на работе обещали аванс, - говорю, поднимаясь на ноги, - отдам все до копейки.
- Сядь, Ра-я…
- Держись от меня подальше, ублюдок, - выплевываю, прежде чем уйти, - собаки умеют больно кусаться.
Случайно толкнув не вовремя оказавшегося на пути официанта, пулей вылетаю из ресторана. Бегу, глотая слезы, несколько кварталов до первой остановки общественного транспорта. Потом сижу на лавке под козырьком минут двадцать, жду, пока успокоится сердце и рассосется ком в горле.
Никого и никогда я не ненавидела больше, чем его. Никого и никогда. Даже детдомовских, которые, держа меня за ноги, ночью пытались изнасиловать. И сделали бы это, если бы на мои крики не прибежала дежурная.
Растираю руками горящие щеки и пешком возвращаюсь в общагу. Иду быстро, дворами, часто оглядываясь по сторонам. Боясь снова встретиться с Грехоцевым.
Сегодня не моя смена, поэтому, заставив съесть себя гречку, заваливаюсь спать. Залажу с головой под одеяло, как делала это в детдоме и почти сразу проваливаюсь в сон.
А просыпаюсь внезапно, поздним вечером, от звука входящего на телефон сообщения.