– Но что-то ведь произошло. Что? Вываливай.
Чара в активе, чтобы меня полоскать. Как будто без него мало.
– Вот че ты ко мне приебался? – выплескиваю раздражение, старательно маскируя за грубостью гребаную боль. Столько ее скопилось, не удержать. Со скрипом притормаживая, часть выдаю все же: – Я, может, не столько после водяры в говно… У меня, знаешь ли, вся душа, на хрен, в клочья! Но кого это ебет? Скажи, кого это ебет?
– Меня, – неизменно подставляет плечо.
На секунду даже стыдно. Так всегда с Чарой. А что я отдал? Против его вклада в нашу дружбу – ни хрена весомого с моей стороны.
– Бойка? – зовет, потому что я молчу.
Пьяно качнувшись, делаю неопределенным жест рукой, мол, не стоит.
– Не отстану, – упорствует Чарушин. – Ты третий день сам не свой.
– Третий день… – повторяю и киваю, подтверждая. – Три дня назад… Три дня назад у меня, блядь, все было зашибись! Три дня назад я был живой, понимаешь?
Чара кивает. Слушает, как всегда, внимательно и на полном серьезе, несмотря на то, что мой базар, уверен, выглядит со стороны как бухой слив эмоций.
– Что же случилось?
– Почему тебе всегда нужно все знать? Тебе делать, что ли, не хуй? Богданова снова не дает? – так же упорно ухожу от темы.
Ухмыляюсь. Физически это все еще возможно. Внутри же все по-прежнему трещит.
– Варя просила поддержать тебя, – спокойно сообщает Чара, а я на звуках ее имени вздрагиваю, будто с меня живьем кожу сдирают.
Я не собираюсь раскручивать эту информацию. На хрен.
Не собираюсь.
– Как она сама? Нормально? – выдыхаю и замираю в ожидании ответа.
Прикладываю усилия, чтобы полноценно видеть Чарушина. По лицу часть считать рассчитываю.
– Она молодец.
Шумно выдыхаю. Соглашаясь, киваю.
Все, на хрен. Больше я ничего не могу выдать.
Тянусь за новой порцией алкоголя. Опрокидываю стопку, не замечая, как пойло обжигает горло. Даже глаза слезятся. Прикрывая веки, вжимаю в уголки пальцы.
– Так почему ты разорвал отношения?
– Устал, – тащу стандартную отмазку.
– Ага, и потому сейчас так убиваешься. Свободе до слез рад, – ехидно гонит юмор Чарушин. – Харэ пиздеть, брат.
– А если не пиздеть… – вздыхаю я, снова вскидывая к нему взгляд. – Если не пиздеть, то сказать нечего.
– Не скажешь, значит?
– Ты вообще заметил, что я бомж? – широко развожу руками. – Полный ноль. Ничтожество. Ни хаты, ни тачки… Даже ноута для работы нет. Ночую в гостинице! И то… Это пока наличка на кармане. Еще неделя, перекочую на вокзал, блядь.
– Отец, значит?
– Да какой он мне отец? А? Какой он мне отец? – горланю так, что слюни из пасти летят. Выдав это, новый шумный выдох испускаю, будто последний. – Замяли, короче, – теперь совсем тихо говорю. – Не хочу поднимать эту тему. На хрен.