– А могло быть как-то иначе?
На самом деле это не похоже на вопрос. Скорее, риторика. И железное утверждение: не могло. Трогает до дрожи. Слезы вновь подкатывают. Пытаюсь как-то регулировать дыхание, а на сердце уже и внимания не обращаю.
– Я тебя люблю, – шепчу вместо тысячи слов признательности, обожания и восхищения.
– И я тебя люблю.
Уходить сложно. Но я думаю об Анечке. Сейчас я нужна ей. И Кир, как бы трудно ни было порознь, тоже понимает. Прощаемся быстро, и я ухожу.
Остаток дня пролетает незаметно. Мама большую часть времени либо спит, либо ведет с собой диалоги. А мы с Анечкой пытаемся справляться.
– Нюта… – вырывается у меня как-то неожиданно, когда смотрю на нее во время очередного кормления. – Нютка, – тяну уже осознаннее. – Нютик.
Анной, конечно же, назвала я. Маме все равно, а бабушка просила дать имя, чтобы зайти в церковь помолиться и поставить свечку. Анна – имя со значением. Мать Пресвятой Богородицы. Да и просто красиво, как мне кажется. Но производное Нюта я изначально не рассматривала. Оно будто само собой сейчас вырвалось.
Ночь проходит спокойно. В других палатах, по всему отделению, то и дело кто-то кричит. Но наша Нюта – святой ребенок. Если не спит, лишь забавно кряхтит.
Чтобы не мешать маме, с Киром общаемся исключительно путем переписки. До первого часа точно, а потом как-то рывками. То он проснется, что-то напишет, то я. Фотографии ему шлю – свои и Нюты. Прошу, чтобы он тоже присылал свои. Так и справляемся.
А через три дня, прямо в день выписки Анечки, приходит трагическое известие. На берегу обнаружено мужское тело. Несмотря на плачевное состояние останков, следователи сразу же ставят предположение, что оно принадлежит пропавшему в море Бойко Ренату Ильдаровичу.
Маме сообщить не решаюсь. А с Киром, когда он приезжает за нами с Нютой, обсуждать этот кошмар нет ни сил, ни желания. Все происходит немного неловко. Я задерживаюсь, чтобы заверить маму, что буду заботиться о малышке. Она на это никак не реагирует. Переживает лишь о том, что остается одна. Сухо напоминаю, что вечером приедет бабушка.
– Все, мам… Не скучай.
Бегу за унесшей Анечку медсестрой. И несколько теряюсь, когда вижу, как та передает малышку Бойке. Вроде должна знать, что он не отец, и всего этого не нужно… Мы оба – и я, и Кир – густо краснеем. Потом он с каким-то изумлением смотрит на Нюту, а я передаю подоспевшему ко мне Чарушину сумки и, поблагодарив медсестру, первой сажусь в припаркованную перед входом машину.
Тогда Бойка шагает следом и, прежде чем я успеваю как-то его проинструктировать, достаточно ловко и при этом осторожно опускает малышку в детское кресло.