Нагнуть бы ее после такого сразу раком. Может, тогда бы думала, прежде чем ляпать.
Приходится напомнить себе про обнуление. То, что я ревнивый мудак – это только мои проблемы. Любомирова мне ничего не должна. Закрываю душу дополнительным слоем черствости. Заколачиваю.
– Классика, догги, стоя, ты сверху? – перечисляю нейтральным тоном.
Ее глаза расширяются, щеки заливает румянцем. И меня это внезапно порядком так бесит. Строит тут из себя!
– Классика?
– Спрашиваешь? Мне вообще без разницы, – звучу как сволочь.
И остаюсь собой доволен. Отлично. Именно так и надо.
– Тогда давай… М-м-м, классическим способом…
– Ложись и раздвинь ноги.
Отменный инструктаж. Сам хренею.
Надо отметить, Варя не спешит. Не решается. Стоит, моргает и, очевидно, собирается с духом. В какой-то момент замечаю, что у нее дрожат губы, но приказываю себе не реагировать.
– Может, выключим свет? – подкидывает со своей стороны предложение.
– Нет.
Ни хрена. Точка. Даже обсуждать не собираюсь. И пофиг, зачем ей это понадобилось. Мне нужно видеть все.
– Ложись, – повторяю грубее, чем должен.
Любомирова отлепляется и, понурив голову, идет к кровати. Пользуясь тем, что она не видит, словно та самая голодная псина, жадно заглатываю ее визуально. Перебираю и остервенело запоминаю. Зачем? Трудно ответить.
Давно пришел к тому, что глядя на девчонку в одежде, могу достаточно точно представить, как она выглядит без тряпок. Но с Любомировой случается какой-то сбой – она лучше, чем я фантазировал.
Выступающие позвонки, узкая талия, на контрасте с ней – округлая задница и охуенные длинные ноги.
У кровати Варя поворачивается и дает обзор, чтобы оценить ее еще и спереди. Все-таки пока стояли рядом, всего увидеть я не мог. А сейчас изучаю пристально и беспрепятственно. Сердце гулко долбит грудь, пока взгляд курсирует и подмечает мельчайшие детали – высоту, форму и объем груди, количество выпирающих ребер, расположение крупных родинок, своего рода уникальный изгиб бедер, наличие волос на лобке.
«Не собираюсь я, мать вашу, ее рисовать», – убеждаю себя и, сука, сам же не верю.
А Любомирова, ко всему, еще и бросает в мою сторону какой-то непонятный робкий взгляд, прежде чем забраться на кровать. Не знаю, что читает на роже моей, но, моментально смутившись, так же быстро отворачивается.
Сердце разбухает. Набирая скорость, маслает вовсю – ребра трещат. С трудом перевожу дыхание, пока Любомирова ложится на спину.
– Ноги, – напоминаю ей.
Только собираюсь захватить в легкие побольше воздуха… Не успеваю. Варя подтягивает ноги, сгибает их в коленях и раскрывает бедра. Давлюсь кислородом.