зался в ее упругую попку пахом, притираясь окаменевшим членом сквозь одежду. Одним рывком задрал вверх узкую юбку вишневого платьица. Вторым рывком спустил маленькие черные бикини на бедра. Кристина даже ахнуть не успела, лишь тихонько пискнула нечто неразборчивое.
— А тебе разве не это нравится? — гаркнул мрачно, оглаживая и крепко сжимая идеальные круглые белые ягодицы пальцами и отвешивая звонкий шлепок. — Переходить границы? А?
Телефон разрывался до тех пор, пока Кристина, наконец, его не выключила. От врачей теперь уже мало чего можно было добиться — состояние отца оценивалось как стабильно тяжелое. А на звонки по работе она уже не могла отвечать — исчерпала запас моральных сил. По крайней мере, почти трехчасовой перелет из Вены в Москву — это убедительное оправдание для молчания. Последний год работы в информационном агентстве в Австрии вымотал ее неимоверно. Иногда ей казалось, что она просто не выдержит этого напряжения, но на деле все оказалось еще хуже, когда мачеха вдруг сообщила о неожиданной госпитализации отца.
Найдя свое место в салоне самолета, она достала было ноутбук, раскрыла его, ввела пароль, загрузила документ со статьей, которую должна была закончить и сдать сегодня утром, но не смогла напечатать ни строчки. Руки опускались, в голове была полная пустота, в груди все сжималось. Облизала пересохшие губы, закрыла глаза, откинула голову, прижала ладони к лицу. Похоже, все три часа пройдут в терзаниях. Она сто лет не виделась с отцом, будто намеренно не желая возвращаться к прошлому. За долгих семь лет их встречи можно было по пальцам пересчитать и они отдалились, став почти чужими. Наверное, так было проще принять, что детство ее было далеко позади, что дом, в котором она выросла, стал совсем другим, да и настоящая семья, в которой она когда-то росла и была счастлива, уже канула в лету. Теперь папа в реанимации, а она столько не успела ему сказать…
Родная столица встретила неприветливым холодным дождем. Поздняя осень не собиралась радовать ни последним солнечным лучом, ни яркими листьями на деревьях, ни добрыми вестями. Как только самолет приземлился и она включила телефон, даже еще не успев забрать багаж, вновь раздался звонок. Откуда-то она заранее знала, что это за звонок. Будто физически почувствовала непоправимое. Его трель отозвалась ледяным ознобом вдоль позвоночника и болью в груди.
— Кристиночка… — раздался в трубке заискивающий и слащавый голос мачехи, каким она всегда с ней почему-то говорила. — Крепись… Папа умер…
Во рту тут же пересохло, мышцы ослабли. Она остановилась, не чувствуя, как потоком движущиеся мимо нее люди цепляют и задевают ее, непрерывно обтекая со всех сторон.