— Ох, барышня, как хорошо, что вы вернулись! — Дашутка была рада столь искренне, что это тронуло Шуру почти до слёз. — В Петрограде-то вон что творится! А ну-как и до Архангельска дойдет?
Тетушкин дом в ее отсутствие стал совсем другим. Большая часть комнат была словно погружена в сон — мебель накрыта чехлами, на гладких поверхностях комодов и столов лежал слой пыли.
— Вы не думайте — в вашей комнате я давеча порядок навела. А гостиную и комнату Кирилла Сергеевича и без того блюду.
Брат приехал с работы вечером в половине восьмого — усталый, но веселый. Долго обнимал ее, держал за руку.
— Я не верил, что ты приедешь. Думал, тетушка тебя не отпустит. Кому она теперь будет изливать свои печали? Кто станет слушать ее с тем вниманием, с каким умеешь слушать ты? Но я ужасно рад, что ты здесь! Я по тебе скучал.
Они ели куриные котлеты и пили смородиновый чай.
— Дарья неважно готовит, — вздохнул Кирилл. — Но выбирать не приходится. Кухарку, как ты помнишь, тетушка рассчитала еще перед отъездом.
Да, из всей прислуги в доме остались только Даша да кучер, он же истопник Антип.
— Но по нынешним временам и это уже почти роскошь, — брат усмехнулся. — Я слышал, новая власть не приемлет эксплуатации человека человеком. Не удивлюсь, если скоро в домах совсем запретят держать слуг. Я читал лозунги большевиков. Больший бред трудно придумать.
Шура выглянула в окно — по улице шла толпа нетрезвых мужиков, горланивших какую-то неизвестную ей песню. Одеты они были просто, но вышагивали с гордо поднятыми головами.
— Слышишь? — усмехнулся брат. — Уже почувствовали свободу. В прежнее время они не посмели бы буянить на этой улице — побоялись бы городового. А нынче всё можно.
— Как ты думаешь, это надолго?
Она понимала, что спрашивать об этом Кирилла глупо — он разбирался в политике столь же плохо, как и она сама. Но с кем еще она могла бы поговорить? У нее не было ни близких подруг, ни друзей. А об единственном человеке, с которым она когда-то разговаривала долго и откровенно, сейчас она старалась не вспоминать.
— Нет, конечно, нет, — брат послал ей ободряющую улыбку. — Они ни на что не способны, поверь. Это помешательство быстро пройдет.
Кирилл уже не выглядел тем безрассудным повесой, каким она привыкла его видеть. Он стал серьезнее, а его суждения — весомее, но он по-прежнему тяготился работой и еще надеялся поправить свои дела выигрышем в карты.
— Может быть, мне тоже поступить на службу? — она никогда не решилась бы на это при тетушке, но теперь, когда та была за сотни вёрст отсюда — почему бы и нет? — Я могла бы быть воспитательницей в гимназии.