— Никаких! — сказал маг, как отрезал. Даже улыбка испарилась, а в глазах появился ледок. Вот крабий хвост! Сначала кричит: спасите-помогите! Воздействует на мое обостренное чувство сострадания, а как дошло до дела, так сплошные тайны с грифом: не лезь – убьет!
Ладно, посмотрим…
— Кому известно, где вы живете, удалившись от мира? — решил я сменить опасную тему.
Мажеровский пожал плечами.
— Я не делал из этого тайны, — доверчиво сказал он, поглядывая в окно, наливающееся вечерней синевой. — Просто все, с кем мне приходилось общаться, знают, что я решил стать отшельником…
Я невольно окинул взглядом шикарно обставленный кабинет. Не слабая пещерка отшельника. Чтоб я так жил!
— … И поэтому не приветствую внезапных визитов, даже дружеских.
— Может быть, у вас остались не долги, а какие-нибудь обязательства?
— Я же вам сказал, что… — отмахнулся досадливо маг от моей настырности, но осекся. Я замер, боясь спугнуть. Кажется, что-то наклюнулось.
Повисла тишина, подчеркнутая мерным шелестом прибоя. Птичий гомон стих и только тихая мелодия доносится откуда-то издалека, пробуждая в душе светлую печаль. Мажеровский шумно вздохнул, отвлекаясь от печальных мыслей, и, заметив, что в комнату незаметно вполз сумрак, зажег свечу. Переставил пепельницу, принялся по новой набивать трубку, рассыпая крошки табака на полированную поверхность стола.
Стало понятно, что клиент просто тянет время. Наконец, когда трубка запыхала клубами дыма, Мажеровский собрался с духом и сказал:
— Видите ли, Марк, — начал он издалека. — Когда все целители в один голос заявили, что жизнь моя стремительно катится к закату и ни Белая, ни Черная магия не в силах отсрочить скорый конец, я вдруг осознал, что в моей жизни осталось слишком много белых пятен. Я необдуманно оставлял заполнение их цветом и эмоциями на потом. Дожив до седых волос, я не познал любви, радости отцовства, не прочитал массу хороших книг, не успел полюбоваться шедеврами живописи… Вся жизнь была подчинена строгому расписанию, не оставлявшему места для «глупостей», как называл мой учитель маленькие житейские радости, — Мажеровский взглянул на меня. Убедившись, что безраздельно владеет моим вниманием, он продолжил: — К примеру, мне часто приходилось вставать на рассвете. Многие заклинание этого требовали. Но только здесь, в добровольном изгнании, я впервые осознал, насколько это восхитительное зрелище — рассвет. Солнце неспешно поднимается из-за горизонта, даруя нам радость света и жизни, — Мажеровский замолчал, погрузившись в воспоминания, губы растянулись в блуждающей улыбке, в глазах засветилась тихая печаль.