Мы вваливаемся в лифт раздражающе хихикающей парочкой. Именно такой, которая способна довести до сахарной комы любого, кто окажется невольным свидетелем нашей приторности. И пока табло отмеряет этажи красными цифрами, успеваем раззадорить друг друга поцелуями. Неторопливыми и тягучими, морозно-разгоряченными и очень томительными.
— У тебя ключи близко? — спрашивает Миша, подталкивая меня к нашей квартире.
— Ага, — лезу в карман пуховика. — Я открою.
Муж ставит автокресло на пол, прижимается ко мне сзади и нагло прикусывает ухо, пользуясь тем, что я без шапки.
— У меня есть немного времени, может, пока Марсель спит… — соблазнительно предлагает он, пока я пытаюсь вставить ключ в замочную скважину.
Он снова прикусывает мочку уха, я громко смеюсь. Пытаюсь отвертеться от его слюнявого рта, потому что это очень-очень щекотно, когда дверь перед нами распахивается сама.
На пороге стоит сестра.
Первое мгновение меня затапливает безграничная радость от родного лица.
Сердце ускоряется и громко пробивает грудную клетку. Второе — непонятная мне нервозность, потому что у Машки очень встревоженный вид и красные глаза. Она плакала, а я никогда не могла не перенимать ее боль на себя. И только после приходит то, чего я ждала целую неделю: лавиной меня штурмуют воспоминания.
Кадр за кадром, одна болезненная вспышка за другой. Целая жизнь за несколько ужасных, отвратительных, выворачивающих наизнанку мгновений. О, господи.
Господи, господи, господи.
— Марина, где тебя черти носили?! — Машка влетает в мои объятия и крепко стискивает.
Голос сестры бьет по мозгам похлеще злосчастного турника, который перевернул мою жизнь с ног на голову. Не только мою.
Я кидаю взгляд через плечо сестры на Мишу и болезненно морщусь. Он еще не понял. Он ничего не понял.
Боже, что же мы натворили.