Его ладони опускаются ниже, надавливают на кости. Прогибаюсь, прикрываю глаза, позволяя ласкать себя и гладить. Пальцы проходятся по коже, опускаются ниже, сжимают ягодицы и бёдра. Так настойчиво и грубо, что мне приходится закусить губы, чтобы не вскрикнуть. В конце концов мы же на улице. Обслуживающий персонал нас может услышать.
Вздрагиваю от упирающейся твёрдости между ног. Давид почти невесомо приподнимает меня за бедра и резко входит, утоляя пульсацию внизу живота. Цепляюсь ногтями в его плечи, широко распахиваю глаза и до металлического привкуса крови кусаю губы.
Сильные уверенные руки управляют мной словно куклой. Поднимают то вверх, то вниз до самого упора. Когда тёплый рот Давида втягивает в себя поочередно то один, то другой затвердевший сосок, я не выдерживаю и взрываюсь, разлетаясь на мелкие осколки и разрывая лесную тишину вокруг своим громким стоном.
Через несколько минут мы возвращаемся в дом. Давид достает из бара вино и бокалы, наполняя их до самого края. На мне нет одежды, но обнаженное тело прикрыто клетчатым пледом, которое Юсупов нашёл в шкафу на втором этаже.
В камине трещат самые настоящие дрова, за окном завевает ветер. Поудобнее располагаюсь на ворсистом ковре и подзываю к себе Давида.
- Один звонок, - отвечает он и уходит куда-то на кухню в одном полотенце на бедрах.
Наверное, это личный рекорд Юсупова, потому что при всей его занятости весь день он продержался без телефона. Я и вовсе не знаю, где мой мобильный... Обычно кроме Сашки мне никто и не звонит.
Тянусь к бокалу на тумбе и делаю глоток алкоголя. Красное вино обжигает внутренности и попадает в желудок. Хорошо… Так хорошо, как давно не было. Ощущение такое, будто я заново влюбилась, но нет. Просто чувства будто бы трансформировались, стали осознаннее и без розовых очков, которые я оставила в родном городе. Сейчас нет чёткого понимания моего значения в жизни Давида, я словно двигаюсь наощупь, но теперь уже с его помощью. Я чувствую, как он держит меня за руку и плавно направляет туда, куда нужно.
Вино заканчивается так быстро, что я и опомниться не успеваю. Становится жарко, даже горячо немного. Снимаю с себя плед, прикрыв только ягодицы и бедра. Языки пламени в камине разгораются ярче и сильнее, завораживая своими танцами.
Слышу позади себя шаги. Поворачиваюсь назад, замечаю Давида. Если он и расстроен чем-то, то по его лицу не угадать: каменное, непроницаемое. Знаю, что даже если спрошу, он ничего не расскажет.
- У тебя закончилось вино.
Тянется к бутылке, опускается рядом, забирает у меня бокал, вновь наполняя его до самых краев. Я пригубляю немного, чтобы не разлить, но получается несколько иначе. Движения такие смазанные, что я сама не понимаю, как красная жидкость оказывается на моем теле. Вино проливается на грудь, скатывается вниз к животу. Беспомощно смотрю на Давида в надежде, что он принесет мне салфетки, но он неожиданно опускает меня на лопатки, прямо на ворсистый ковер, и нависает сверху.