* * *
Набережная и берег Днепра отличались от того, что я помнил кардинально. Благоустроенная ее часть была гораздо меньше, за обрывами никто и не думал ухаживать, разве что ласточки-береговушки, которые носились туда-сюда над водой, то пропадая, то появляясь из своих норок. Зато — у причала виднелся пришвартованный теплоход, гудел моторами земснаряд посредине фарватера, углубляя дно после весеннего паводка. Река была широкой, полноводной — влияние глобального потепления и мелиорации еще не сказало свое веское слово в пользу обмеления полесских речушек, питающих легендарный Борисфен-Славутич.
Рустам Гахраманов, старший спасатель-водолаз, как раз занимался починкой гидрокостюма.
— А! Газета! Привет труженикам пера! — сказал он и взмахнул каким-то диковинным инструментом.
— Салют владыкам водной стихии! — в тон ему откликнулся я.
Память Геры выдала: с Рустамом они приятельствовали, вместе участвовали в соревнованиях по триатлону и, кажется, даже кого-то били в свое время.
— Тонут, — с места в карьер начал Гахраманов, почесав свои черные соболиные брови. — Напьются — и тонут! Особенно по пятницам. Как солнышко выглянуло — сразу все на берег, да с бутылочкой… А еще — на лодках переворачиваются. Вообще, запретил бы к черту лодки, пока вода не сойдет.
— Запретят, не переживай. Запретить вообще — дело нехитрое.
— Напиши — дубровицкие водолазы заявляют решительный протест пьянству на берегах Днепра, ибо трудно и противно вытаскивать разбухшие тела с выеденными раками глазами. Даже — отвратительно. Особенно — в районе метизного и ПДО. Там сплошные корчи на дне! Течение их туда несет, и на излучине в корчах они и цепляются…
— А напишу! — кивнул я. — Если тебя начальство не заругает.
— Не заругает. Я нынче сам себе начальство, пару историй таких могу рассказать, что волосы дыбом! А цифры мы давать не будем, чтобы статистику не портить. Тонут страшно!
— Слушай, Руст, а вот с корчами этими — много их там? — я-то знал, что очень, очень много. На миллионы долларов, если по меркам девяностых.
— Всё дно усеяно, Гера. В несколько слоев. Это с дубрав каждое половодье уносит стволы деревьев, и не чистили там реку никогда. Тысячи и тысячи лет!
Дубровица так и получила свое название — от вековых дубовых лесов, окружающих город. Днепр подмывал песчаные берега, русло менялось, стволы деревьев путешествовали вниз по течению — ровно до мыса, излучины, на которой стоял заводской район. Там твердая порода становилась непреодолимой преградой для реки, давая свободу вешним водам только в сторону заливных лугов и защищая город от наводнений. Это было даже странно — почему никому ни разу за десятки лет не пришло в голову сложить два и два — дубравы, излучина, мореный дуб, сумасшедшие деньги. Только братки в девяностые и сообразили на этом заработать! Кустарным способом, с помощью вот этих же самых водолазов, трактора и чисто конкретной матери срубили кучу бабла, вывозя за рубеж ценнейшую древесину.