Записки эмигранта (Кашлер) - страница 33

Вернувшись под вечер, предупредительно постучав в закрытую кухонную дверь и не получив ожидаемого приглашения – Входите, – потихоньку её отворил. Всё было также. Внимательно осмотрев кухню, и увидев некоторый беспорядок на холодильнике, понял, что кто-то пытался навести там свой порядок. Значит, сделал я вывод, ОНО ещё там. Да, и куда было ЕМУ деваться?!

Надо было что-то делать. В соседнем с нашим доме, который я патронировал, оказывая услугу соседу-китайцу, уехавшему на "лёгкие хлебА" и доверившему мне заботу о его доме в общей сложности на протяжениe тринадцати лет, проживали "мои" жильцы. К ним-то я и обратился за помощью. Кратко обрисовав ситуацию и сославшись на мою неспособность непосредственно заняться делом во имя торжества моей чести, совести, достоинства и по религиозным соображениям, попросил их помощи посодействовать мне в этом. А проще – жестоко покарать нежданного гостя. В плен не брать и бить на поражение. Расписываясь в своей недееспособности, я слукавил по всем пунктам – стыдно было признаться в своей боязни.

Они откликнулись сразу, как будто этого и ждали, чтобы лишний раз пощекотать свой кураж и получить адреналин от охоты на зверя. Это им показалось заманчивым, не говоря уже о том, чтобы уважить меня.

И вот они явились – бесстрашные и ретивые. Двое здоровых парней с одинаковыми  именами – Саша, а с ними ещё один – третий, вообще здоровенный громила, выделяющийся даже на их фоне своим экстерьером, по имени Гордон – гора мышц, громовой рокочущий голос с бесстрашием во взоре с высоты своих, наверное, двух метров, он озирал всё вокруг с чувством безусловного превосходства победителя. А до этого, между прочим, успевшим поучаствовать в девяти войнах, в разных точках земного шара, где он с такими же наёмниками принимал участие в вооружённых конфликтах. Вот такие, вот, три богатыря вломились на мою кухню. В положительном исходе операции окончательного решения крысиного вопроса я не сомневался.

Закрыв за ними кухонную дверь снаружи, я превратился в слух. Поначалу из-за двери раздавались приглушённые голоса. Видимо, вырабатывалась стратегия и производилась рекогносцировка местности. Затем послышалась канонада, предшествовавшая боевым действиям и, наконец, как гром среди ясного неба – грохот и крики. Это продолжалось недолго. Дождавшись окончания битвы и последовавшего затишья, я приоткрыл дверь и моему взору предстала картина полуразрушенной кухни со стоящими на ней бойцами. Вид их выражал полнейшую растерянность и озабоченность. По их показаниям я только и смог понять, что "попытка-не пытка" оказалась всё-таки пыткой и, к тому же, только лишь для них, в конечном счёте не увенчавшись успехом, так как вещественного доказательства с представлением тела жертвы у них не было. Никто толком не мог сказать, куда ОНО девалось – было и испарилось. Зато моя кухня представляла собой жалкое зрелище со следами побоища от их швабр и метёлок, которыми они были вооружены и которые они использовали со всей энергией их страсти, чтобы успешно завершить операцию. Вся кухонная мебель и плита находились в хаотичном беспорядочном состоянии и были сдвинуты со своих обычных мест, электрический выключатель на стене был сломан, панель от холодильника была оторвана, на полу лежал мусор, неожиданно откуда-то взявшийся. Беспорядок на Бородинской панораме, отображающую битву с войсками Наполеона в исполнении художника-ваятеля Франца Рубо был менее очевиден, чем беспорядок на безымянной панораме моей кухни, исполненной моими дорогими художниками-валятелями.