– И как? Научил?! – выдаю немного расслабляясь.
Фокусирует на мне черные глаза и отвечает серьезно:
– Послушал поначалу лекцию от профессорского состава, бред полный. В этой жизни все просто, Слава. Если что-то хочешь – берешь, добиваешься, вырываешь.
Морщусь.
– Остальное лажа по личностному росту, на этом наживаются неучи, не сумевшие ничего в бизнесе.
– То есть ты именно это сказал с трибуны студентам? Все, ребята, расходимся. Учиться не нужно?! – спрашиваю шокировано.
– Не прямым текстом, конечно же. Политика и бизнес вообще штуки очень деликатные. Образование важно, но все же в жизни главное – инициатива. С годами учишься говорить так, чтобы тот, в ком есть потенциал, сумел прочесть между строк. К слову сказать, у парочки светил кафедры во время моего выступления глаз дергался.
– Примерно прикидываю, как именно на тебя смотрел профессорский состав, – опять улыбаюсь. Ставров иногда может быть обаятельным. Если хочет этого. Конечно же.
– Я открыл студентам простую истину. Кто может – делает, кто не может – придумывает отговорки.
– Куда ты меня везешь? – меняю тему на более насущную.
– Домой. К тебе. Мне по пути.
– Я не понимаю, тебе что-то нужно от меня?
– Ничего. Хочу подвезти до дома.
– Просто подвезти? – встревоженно смотрю на брюнета.
Этот человек безжалостно и без всяких сожалений выкинул меня из салона своего автомобиля в ночь. Заставил топать по холоду босиком, а сейчас он ведет себя словно ничего подобного не произошло.
– Я всего лишь подвожу тебя до дома. Слава.
И улыбка такая ласковая-ласковая, как у маньяка. Чертовски сексуального маньяка, правда.
– Господин Ставров, вы же хотели о чем-то со мной поговорить?
– Скажи мне, Ярослава, ты спала с Монголом?
Вопрос вызывает шок, оторопь. Где-то вдали звякает моя челюсть.
Открываю рот и не нахожусь с ответом. Сердце запоздало пульсирует. Надрывно. Больно.
Монгол меня выбросил из своей жизни как ненужную вещь, но одного лишь упоминания о нем достаточно, чтобы весь мой выстроенный мирок взорвался, а горечь подняла голову.
Восточный мужчина обидел меня своим холодом и пренебрежением. Не знаю, мне словно ампутировали частичку души, наживую. Она осталась там, в том доме, затерянном в лесу. В доме, куда нет дороги для меня. В руках у Гуна, которому я не нужна.
– Как ты смеешь спрашивать о таком?!
Голос дрожит, и я тяну рукава пальто, чтобы спрятать дрожащие ладони, становится жутко холодно. Морозит меня изнутри, а в голове его голос:
– Уходи, Алаайа, уходи, пока я отпускаю тебя…
– А если я не хочу уходить, если хочу быть с тобой здесь, если хочу принадлежать тебе до конца…