— Разве мы не наносим им вред? — неуверенно интересуюсь я.
Кожа девушки больше не светится, и Мелисса, передаёт мне цветы и, убирая нож, поднимает на меня глаза.
— По неосторожности делаем это едва ли не каждый день. Приносим вред всей природе.
Она замолкает на несколько секунд, а я поражаюсь тому, как её слова вызвали во мне непредвиденный протест. «Приносим вред всей природе»?! Что это значит?!
— Мы также намеренно пользуемся её дарами, — продолжает садовница, как ни в чём ни бывало. — Как я сейчас. Однако стараемся жить в гармонии с ней и всегда даём что-то взамен.
После её предыдущих слов эти не кажутся убедительными, и неприятное чувство уже поселилось в груди, вынуждая меня бороться с желанием начать спор.
— Да и вообще, — добавляет девушка, пока я продолжаю сжимать в руках букет и стараясь сдержать необдуманные порывы. — Тебе ли волноваться об этом?! Ты приносишь исцеления больше, чем кто-либо.
Серьёзный тон, с которым Мелисса произносит эти слова, отвлекают меня от всего, и я вскидываю на девушку удивлённый взгляд. Она вдруг выглядит растерянной, на щеках выступает румянец, но девушка, преодолевая неловкость, решительно касается моей руки ладонью.
— Я знаю, что мне не стоит это говорить, — произносит она так тихо, что мне приходится прислушиваться, хотя мы находимся всего в нескольких шагах друг от друга. — Однако ты способна на большее, чем исцелять животных. Я не прошу тебя выращивать цветы и деревья, но догадываюсь, что ты можешь быть полезна и в другом. И я прошу тебя хотя бы подумать…
Лихорадочный взгляд девушки шарит по моему лицу, пальцы едва не до боли вцепляются в мою руку, и я запоздало отшатываюсь, застигнутая врасплох страстностью её речей и возмущённая словами.
— Я ни в коем случае не хочу обидеть тебя или поставить под сомнение решения авгуров…
У меня закрадывается смутное подозрение, которое с каждым издаваемым садовницей звуком быстро перерастает в убеждённость, а вслед за ней на меня обрушивается осознание того, как именно она уязвляет и оскорбляет меня…
— … но мне кажется, ты догадываешься, о чём идёт речь… — продолжает Мелисса, многозначительно на меня глядя и ещё сильнее понижая голос, словно боясь, что нас может кто-то услышать.
Мало боится. О таком не то, что шёпотом говорить — даже помышлять нельзя!
Да, я догадываюсь — особенно о том, кто надоумил вести такие речи!..
Разочарование жжёт мои внутренности, и я уже открываю рот, спеша собраться с мыслями и выдать справедливо гневную тираду, но не успеваю ничего ответить, как до меня доносятся шорохи, а спиной ощущаю движение. Взгляд девушки перемещается куда-то за моё плечо. Она натянуто улыбается, но в её тоне слышится досада, когда она говорит: