– Не знаю, надо думать. У меня уже все спланировано. Днём тренировка. Не смогу.
– Ну так я днём не зову тебя. Вечером поедем.
Аня начинает издалека. Якобы уламывает поехать в «Аристократ» на эти выходные. Дядя Леша ее одну на ночь в пригород не пустит, вот и просит. Но ведь не это главное. Не за этим позвала.
– Все равно не варик. Не хочу. Настроение паршивое, – слабо отмахиваюсь, понимая, что все равно поедем.
Все наши там будут.
– Но ты же сам сказал, что игру отменили! Так что… А настроение вот и паршивое, что перестал тусить.
– Эх, лады обещаю подумать. Ань, к чему эта прелюдия? Мы же оба знаем, что в такую дерьмовую погоду вытащила меня вовсе не из-за вечеринки? И не полюбоваться природой в парке. А из-за другого!
Аня молчит. Смотрю на нее. Она плотнее укутывается в объёмную спортивную куртку и собирает силы сказать.
Сегодня холодно. Наступила настоящая осень. Погода и правда херовая, а на душе ещё хуже.
– Сём, она передавала привет. Спрашивала о тебе. Я немного рассказала, но не все. Так, всякую ерунду. Только ты ей сможешь рассказать о своей жизни. Только ты, Сём, – умоляюще произносит, наконец, сводная сестра.
– Угу.
– Сём, ты должен ее навестить. Должен.
– Я никому ничего не должен. Ни ей, ни тебе, ни дядьке Леше. Ни бабушкам, ни дедушкам, никому. Я сам по себе! Так что…
– Прогнозы врачей хреновые… – перебивает, не дослушав до конца.
– Я знаю, какие прогнозы. Никакие! Ань, зачем ты вот все это? Зачем? Ты ездишь навещаешь. Чё ещё надо? Езди себе дальше, а меня не цепляй. Я как-нибудь сам разберусь в себе. Окей?
– Но ты же…
– Я сказал сам разберусь! Какое слово тебе не понятно? – закипаю.
– Вот всегда ты так! – со злостью кидает и уходит быстрым шагом от меня вперёд.
Не оборачивается, идёт вперёд, оставляя меня среди моих душераздирающих демонов.
– Вот и иди себе дальше! – кричу вслед.
Аня на секунду останавливается. Потом взмахивает рукой, мол отвали, и идёт дальше.
Пусть не лезет! Ненавижу за то, что все могут. А я нет! Видимо, я и правда очень ужасный сын. Обуза!
По моей просьбе Аня ездит к моей матери каждый гребанный день и сидит у неё по целому часу. Да, надо отдать Аньке должное. Моя мама ей неродная, и вряд ли бы она так часто ездила если бы не мое пожелание. Каждый день, без пропуска…
Когда маму положили в клинику, Аня внезапно оказалась одним из самых близких мне людей. Она поддерживала как могла, ревела вместе со мной. Мы напивались в хлам и ржали под старые советские фильмы. Мы страдали. Выкручивались как могли, размышляли о жизни и смерти. Анька ее любила, как и меня. Мы стали для нее родными людьми – я настоящим старшим братом, мама – почти настоящей мамой. И сейчас. Сейчас я ей благодарен, что ездит и навещает ее больную. Почти безжизненную. Потому как сам не могу, не хватает смелости, не хватает сил…