Я хочу вернуться к Лисенку. Пробовать жить с ней.
Ночами, лежа в своей комнате, я все сильнее понимаю, как мне плохо без нее. Без новостей о ней. Без ее голоса. И без ее пугливых глаз.
Мне хочется взять ее на руки. Прижать к себе. И просто сидеть так с ней. Даже не трахая. Не целуя.
Может, это и есть любовь? О которой так много говорят и о которой я ничего не знал до этого.
Мама говорит, что это она самая, раз я готов на такие поступки ради женщины. Ради одной единственной женщины.
Мне хочется поделиться этим новым чувством с Лисенком. Но как?
Ее номер до сих пор не отвечает. А потом вообще выдает сообщение, что абонент заблокирован. Отцу звонить бесполезно.
И я беспомощно жду разрешения всех вопросов, чтобы сразу же купить билет и улететь. К ней. Теперь уже навсегда.
В один из вечеров мои раздумья прерывает телефонный звонок. Звонит Марат.*
— Арман, — он сразу же переходит к делу, — Лизу арестовали.
Не верю в услышанное. Что за бред? За что?
— Что ты такое говоришь? Как арестовали?
— Я сам вот только узнал. Налоговые махинации, — отвечает Марат.
— Что за бред? — произношу я уже вслух.
— Пока толком ничего не понял. Но решил, что должен позвонить тебе. Вдруг ты не в курсе.
— Ты правильно сделал. Спасибо, Марат. Что еще известно?
— Лисова! На встречу с адвокатом, — кричит конвойный в камеру и я нехотя поднимаюсь с кровати и иду на выход.
— Вчера же встреча была, — говорю слабым голосом.
У меня нет особого желания встречаться с моим адвокатом. На первой же встрече он ясно дал понять, что стараться для меня не будет. Что его оплачивает мне государство по самым низким ставкам. И приоритет он отдаст другим своим делам.
К тому же, изучив мое дело, он безапелляционно сказал, что шансов у меня нет. Моя вина на лицо. Подпись свою я не оспариваю. Деньги ушли во время моего директорства. Так что… надо готовиться.
И после услышанного мне стало уже все равно. Я не справлюсь. Мне не тягаться с теми, кто все это устроил.
Хотелось плакать. Но не от обиды за себя. Нет. А от той безвыходной ситуации, в которую я вогнала другого человека.
Человека, которого еще даже нет.
Я была на втором месяце беременности…
В кабинете врача СИЗО это прозвучало как приговор. Я обрекла своего малыша на рождение и первые годы жизни в тюрьме.
Ни в чем неповинный малыш будет воспитываться за решеткой, изредка видя мать и никогда не увидев отца.
Арман уехал. Он не узнал, что у меня будет ребенок. Его ребенок. Да и нужно ли ему это было?
Не уверена, что я сказала бы ему, даже если бы он был тут, рядом.
Это будет только мой ребенок.