Я ничего не заказываю. Все мои желания атрофировались. Роман заказывает кофе.
– Странно получается, – начинает он разговор первым. – Я сейчас был у следователя. И получается, что мои показания теперь не относятся к делу.
Я хмурюсь и смотрю на него.
– Я давал показания, что у меня с компанией Дмитрия, твоего родственника, был заключен договор на поставку яда против грызунов. Именно такой яд и нашли в остатках еды, которой отравился твой муж. И поэтому тебя и выпустили.
Ловлю каждое его слово. Мозги сразу прояснились.
– Но теперь оказывается, что это все не важно, – продолжает Роман. – Следствие опять считает ключевой улику, что следы яда были обнаружены на твоей одежде. Странно, – задумчиво смотрит в окно.
Потом поворачивается ко мне и спрашивает:
– Твой адвокат, который приходил ко мне, он частный? Или назначенный следователем?
– У меня адвокат моего знакомого, – отвечаю я. – Я им довольна.
– Да-да, – задумчиво произносит Роман. – Только он почему-то не был у следователя уже несколько дней и даже не посмотрел новые обстоятельства в деле.
Мы сидим молча. Каждый думает о своем. Я – о сыне.
– Так, ладно, – произносит Роман. – Если ты не возражаешь, я попрошу своих юристов связаться с твоим адвокатом. То, что сейчас происходит в твоем деле, ненормально. Следствие бросает из стороны в сторону.
Отпивает кофе.
– А сейчас успокойся, – теперь он улыбается. – Не надо, чтобы ребенок видел твои слезы.
И после этих слов я, наоборот, начинаю просто-таки рыдать. Роман сначала удивленно смотрит на меня, а потом берет салфетки и подает мне.
– Яна?
А я реву. Потому что знаю, что не увижу Никиту. Не сегодня точно. И где он, я тоже не знаю.
Роман подходит ко мне и садится рядом.
– Ян, что-то случилось? Ты ведь плачешь не из-за следствия? Почему? Скажи мне. Я постараюсь помочь. Не надо держать в себе. Я хочу помочь. И, поверь, я в силах это сделать. Что случилось?
Смотрю на него заплаканными глазами. Может, он прав? У кого еще мне просить помощи?
И тогда я рассказываю ему. Не все, но самое важное – мне не дают видеться с сыном.
– Хм,– задумчиво произносит он. – Странное поведение. Можешь мне написать телефоны Олега? – задумывается и добавляет: – и его адвоката. А пока поехали, я отвезу тебя домой.
Когда я оказываюсь дома, опять одна, в полной тишине, то опять начинаю плакать. Как давно здесь не слышится веселый ребячий смех. Прислушиваюсь и пытаюсь поймать хотя бы воспоминание о голосе Никиты. И он звучит. У меня в голове.
Где мой малыш? Что Олег делает?
Я просто сижу на диване, уткнувшись в колени. Ничего не хочу. И больно. Очень больно где-то в груди.