Пожарные приехали быстро, через несколько минут после отъезда Семёна, но с огнём справиться не смогли. Баня сгорела полностью, но брандмейстеры считали большой удачей то, что огонь не перекинулся на стоящие недалеко от пожара дома, пытаясь таким образом утешить женщин. Какое уж здесь утешение, когда и баня сгорела, и муж неизвестно – выживет ли? Проводив пожарников, женщины отправили спать проснувшихся и высыпавших во двор, поглазеть на пожар, детей. Собираясь последовать за ними, Варя уткнулась взглядом в какой-то шевелящийся окровавленный ком, находящийся недалеко от бани. Подойдя ближе, она с ужасом поняла, что это всё, что осталось от Шмака, и от этого ужаса закричала. На крик прибежали и дети, и соседка.
– Настенька! – обратилась Варя к старшей дочери. – Быстренько неси простыню и сметану. Давай, родненькая.
Девочка побежала в дом и через минуту возвратилась с тем, что просила мать.
Варя поставила большую, на несколько литров, плошку со сметаной рядом со Шмаком и остановилась, не решаясь что-то сделать. Тело Шмака представляло собой какую–то смесь из обгоревшей свалявшейся шерсти, перемешанной с кровью, и открытой кровоточащей плоти. Вместо глаз, лопнувших от высокой температуры, зияли два кроваво чёрных провала. Решившись, наконец, Варя взяла полную горсть сметаны, присела на корточки и стала толстым слоем накладывать сметану на раненное тело.
– Делать тебе нечего? – спросила стоящая рядом Люська. – Всё одно ведь помрёт. Чего продукты зря переводить?
– Продукты? – перепросила удивлённо Варя. – Пожалеть ложку сметаны тому, кто спас Никиту, а может и всех нас?
Поняв, что сказала что-то очень неправильное, Люська замолчала и потупила взор.
– Ты, знаешь, Люся, отсутствие у человека чувства благодарности, означает только одно – он никого кроме себя не любит. – с укором сказала Варя, и продолжила накладывать сметану на истерзанное огнём тело Шмака. Затем, накрыв его сверху простынёй, она перевернула тельце и, покрыв сметаной оставшуюся часть, завернула его в простыню и взяла на руки. Шмак едва подавал признаки жизни, однако, ему хватило сил признательно лизнуть руку Вари. Так они и помирились. Хотя, ссорились ли? Кто ж знает? Велика тайна любви.
Семён вернулся под утро. Не став никого будить, он накормил скотину, почистил хлева в обоих хозяйствах и выпустил коров и овец на пастбище. Большой загон для скотины они с Никитой огородили сразу после развала леспромхоза, чтобы не искать их по лесу, что порой случалось. Утомлённые ночным происшествием, женщины и дети проснулись только после полудня. Грусть и растерянность от ночного происшествия царили недолго. Дети, через какое-то время, забыв о несчастье, принялись за свои обычные детские дела. Семён, поведав женщинам о том, что Никита находится в реанимации в бессознательном состоянии и о том, что сейчас его навещать не имеет смысла, принялся разбирать пожарище. На причитания жены о том, за что же на них свалилось такое несчастье, он ответил предельно просто: