— Эту овцу я больше в свой дом не пущу. Пусть номер в гостинице снимает, — мой Мишенька начинает успокаиваться.
— Ты злишься? — касаюсь пальчиками заросшего щетиной подбородка. Кажется, Миша не брился все эти три дня.
— Злюсь. Очень сильно.
— На меня?
— На всех. На маму, которая попросила приютить эту Анжелу. На эту тупоголовую дуру, которая за каким-то х*ром решила разрушить чужие отношения. На себя, что позволил нам оказаться в такой ситуации. Мог ведь предугадать эту ситуацию. На Никиту, за то, что он не говорил о месте твоего положения. И на тебя. Что сделала поспешные выводы и не подняла трубку, чтобы нормально поговорить. За то, что уже второй раз всё выворачиваешь наизнанку. Придумываешь какие-то глупости в своей головке. Тогда бы не было этих бесконечно долгих дней, когда я как полный кретин ездил по всему городу, пытаясь найти тебя. А ты была в соседнем подъезде. В одном со мной доме. Давай договоримся, что будем нормально разговаривать, прежде, чем делать неправильные выводы.
Виновато закусываю губу. Обнимаю Мишу и кладу голову на его плечо.
— Я очень сильно тебя люблю, Миш. Поэтому так реагирую на всё. Боюсь тебя потерять. И не могу поверить, что такой идеальный мужчина, как ты, мог полюбить меня…
— Ты же знаешь, что давно полюбил, — ворчит Миша. Знаю, что он любит, когда я ему говорю о своих чувствах.
Мишины пальцы скользнули под воду, коснувшись меня внизу, как он это делал в том домике в лесу. Попыталась свести ноги вместе, но сидя верхом на мужчине, это было немного проблематично.
— Мишка, — схватила его за плечи, — что ты делаешь?
— Впервые в жизни собираюсь нарушить своё обещание.
Ксения
Палец Мишки скользнул внутрь моего лона. Застонала громко и выгнулась дугой, подставляя шею под жадные поцелуи своего мужчины. Мишка оторвался от исследования пульса на моей шее и с жадностью вглядывался в моё лицо, ловил каждый стон, срывающийся с губ, каждую эмоцию, которая проскальзывала на моём лице. Отчего-то знала, что ему безумно важно знать, видеть, осознавать, что мне хорошо рядом с ним. В его руках. И видя, что я стону в голос, прикусывая припухшие от его поцелуев губы, Мишка довольно сверкал глазами.
Я ногтями впилась в его запястье, пытаясь прекратить эту сладкую пытку. Слишком остро. Слишком чувственно.
Под покровом ночи всё было иначе. Тогда я не видела его лицо так чётко, не видела его обнажённого и возбужденного тела. Не видела жадных глаз, которые вновь и вновь оглаживали каждый изгиб моего тела, который не был скрыт водой.