— Это еще почему? Ты же подложил меня под Ивана, чтобы выиграть игру…
— Не сравнивай. Я бы не дал ему тронуть тебя по-настоящему. Так же, как и ты никогда не сможешь использовать ребенка…
— Думаешь, я не могу стать такой, как ты? А как же то, что я в театре пошла по головам?
— Можно идти по головам любого человека, на которого тебе наплевать. Но если любишь, ты не сможешь причинить ему реальный вред. Испугать, научить, дать возможность выбора, но не навредить…
Борис заканчивает речь, не отрывая глаз. Держит за подбородок и целует. Жадно, дико, словно не было только что животного совокупления. А затем отпускает, выкидывает салфетки в мусорку и просто уходит. Ничего не обещая. Ничем не угрожая. Просто высказавшись и дав мне пищу для размышлений. Основой которых было страшное слово. Его я никогда не ожидала услышать. Страшное, потому что это самая опасная форма манипуляции человеком.
Любовь.
Мысли в голове, как кадры надоевшего фильма, сменяют друг друга не прекращая.
И все они о Борисе, о его такой бездушной реакции на новость о моей беременности. Но если честно я и сама не знаю как реагировать.
Радоваться надо, парить, а мне как будто часть эмоций отрубили. И я ждала их, когда Борис был рядом, но все что получила боль от его слов о любви.
А теперь он снова пропал и две недели не появляется. Хотя каждый раз, когда я захожу в гримерку, ищу его глазами. Или просто смотрю на стену, к которой он меня придавливал.
Все думаю сходить с психологу, потому что состояние мое близко к истерии. Словно стою на краю обрыва, вдыхаю порывы ветра и не могу вздохнуть полной грудью. А все потому что не знаю как жить дальше. Бороться с собой и Борисом или просто расслабиться и плыть по течению? Все бы ничего, но каждая река ведет к водопаду… Падение в который вряд ли оставит кого-то в живых.
— Может тебе аборт сделать? — предлагает Женя и внутри растет буря негодования.
Хочется заорать, чтобы она даже слово такое не произносила. Но я ее понимаю. Ведь на новость о ребенке я почти не среагировала. Словно знала, что так и должно быть. Поэтому смотрю, как она помешивает свой коктейль, строит глазки бармену. И то ли мерные движения трубочки по кругу, либо ее привычное, красивое лицо успокаивают меня.
— Это даже не обсуждается, — убираю руки со стола, куда официант ставит мой чай. Выпить у меня и мысли не возникает. Дело не в ребенке, а в том, что самые важные порой события моей жизни происходят под веществами.
— Ну а зачем он тебе? Ты даже в детский магазин не ходишь…
— Зачем? — вот уж странное занятие рассматривать то, что еще покупать я не планирую.