– Назови мне хоть один повод, почему нам нельзя попробовать. У тебя кто-то есть?
– А у тебя?
– Не-а, никого.
– И у меня… давно уже.
– Вот! – Щёлкает меня по носу, будто мне лет шесть. – Дальше… я тебе не нравлюсь? Ну, мало ли. Может, в твоём вкусе мелкие бритоголовые качки.
– Господи, нет! – смеюсь, представив такого экземпляра рядом. – Ты, к сожалению, в моём вкусе.
– Посмотрите на неё, к сожалению… – бормочет и вдруг шумно втягивает носом воздух рядом с моей шеей. – Боже мой, не только голос моё наказание, но и запах. Тогда, если мы решили, что я в твоих глазах очуметь, какой красавец, что нам мешает?
И я вдруг понимаю, что ведь действительно ничего.
– Маша и Костик, – предпринимаю последнюю попытку достучаться. Не до Сергея, нет, до себя. – Это тебе не кажется странным?
– Нет, не кажется, – и тон наполнен решимостью. И я таю. – Они уже выросли, сами с усами, так что это вообще мимо.
– Тогда, если мы тут одни, а до полудня есть время… поцелуй меня. У тебя, как показала практика, волшебные губы.
О да, его губы действительно волшебные. Это не туман, не морок, не проделки памяти, не сонное наваждение – так оно и есть. Потому что иначе я не знаю, как объяснить их действие на меня. И стоит им коснуться моих – на этот раз нежно и ласково, – как внутри, в области солнечного сплетения, взрывается вулкан. И волна самого настоящего смущения прокатывается по моим венам, опаляет багрянцем щёки, и мне кажется: дотронься Сергей сейчас до моего лица, сразу поймёт, что со мной делает.
И от этой мысли смущаюсь ещё сильнее, и это немного настораживает, потому что уже забыла, каково это: таять под чужими губами, трепетать от лёгких и будто бы ничего не значащих прикосновений. Было ли такое когда-то: мужчина лишь проводит пальцами вверх по бёдрам, а в животе бабочки?
Разве что с бывшим мужем в далёкие восемнадцать, но… так, стоп! Это точно не те воспоминания, которые нужны мне, тем более, сейчас.
Жёсткие требовательные губы чуть сильнее надавливают на мои, словно спрашивают разрешения зайти чуть дальше, и я готова подчиниться. Рука Сергея путается в моих волосах, пропускает пряди сквозь пальцы, и кожа головы немеет от этих осторожных, но с каждым мгновением всё более настойчивых ласк. И мурашки бегут вниз по позвоночнику, концентрируются в пояснице, и пучок нервных окончаний где-то в копчике становится одной пульсирующей точкой.
А его язык? О! Он делает со мной такое, от чего пальцы на ногах подгибаются, а пульсация внизу живота доходит до той точки, за которой либо что-то случится, либо разорвусь на части.