— Ты никуда не пойдешь, — крепче сжимаю ее локоть.
— Будешь мне приказывать?
— Буду, если надо.
— Ты мне не отец, чтобы приказывать, ясно?
Этими словами она словно пробивает какую-то брешь в груди. Брешь правды. Ведь это так, я ей никто. Случайный прохожий, с которым она провела пару часов в машине. Мне должно быть все равно. Сама справится, раз так заявляет. Но почему-то эта ситуация не дает покоя. Не позволяет поступить иначе. Не желает отпустить маленькую руку девушки.
Что-то бред какой-то не находите?
Одергивает предплечье. И я отпускаю. Не пытаюсь снова схватить, когда она шагает прочь. Смотрю на черное удаляющееся пятно, понимаю, что просто не в состоянии задержать. Она права. Это ее жизнь. Ее судьба. Ее правила.
Эти слова напомнили о моем положении. О бесконечных анализах, о диагнозе, о лечении, которое может не дать результат. Возможно, я никогда в жизни не стану отцом, никогда не буду скандалить со своим ребенком и выяснять отношения. Или же…
— Стоять! — кричит кто-то позади. — Ловите эту детдомовскую!
Все происходит в считанные секунды. Девчонка округляет свои темные глаза и убегает к выходу, ее напарник кидает обездвиженное тело в сугроб и бежит в другую сторону. Мужчина в форме полицейского сначала смотрит на убегающую девчонку, но в итоге подбегает к пострадавшему. Осматривает его, помогает встать.
А я не иду на помощь, как меня просят, делаю вид, что вообще не слышу их. Вместо этого ищу глазами девчонку. Вижу вдалеке темное пятно, скрывшееся между деревьями. Спряталась за одним из них, слилась, присела на снег. Вряд ли ее кто-то заметил, но я иду к ней. Не торопясь. Только на нее смотрю.
Зачем? Почему бы мне не вернуться к Эдгару и его девочкам? Не знаю. Все как-то на автомате происходит. Может, хочу лично привести виновницу за шкирку. Или выяснить, почему она так жестоко обошлась с тем мальчишкой.
Или подойти к ней вплотную и понять, что не только раненому нужна помощь.
— Уйди… — шепчет девчонка, подняв голову, когда я сажусь перед ней на корточки.
Дышит тяжело, за грудь хватается своими маленькими окровавленными ручонками. Сжимает ее. Глаза жмурит. Причем так сильно, что из уголков глаз видны маленькие капельки слез. Всего пару штук. Странно, что я разглядел все это в темноте.
— Ау…
Что с ней происходит?
— Где болит? — подползаю ближе.
Что за тупые вопросы? Она же за левую грудь держится. И что с тобой делать? Эй! Мне кто-то поможет? Как тебя вообще зовут? Твой напарник вроде как говорил. Или нет?
— Ева! Твою ж мать! — наконец-то вспоминаю я. Трогаю ее за плечи, пытаюсь в чувства привести. Она вообще меня не слышит? Глаза так же закрыты, руки чуть ослабли, но продолжают кое-как держаться за куртку.