Святослав вернулся домой злым.
Он не выглядел пьяным, он не выглядел подравшимся или много часов подряд веселившимся.
Но от него пахло кровью.
И когда он снял черный пиджак, я увидела, что вся ткань белой рубашки в области рук стала алой.
Он, как ни в чем не бывало, бросил его на маленький столик, на котором обычно лежали ключи и молча прошел в гостиную. Прямиком к мини-бару.
— Свят? — ошалело протянула я, быстро шагая вслед за возлюбленным.
Разумеется, он не отозвался. Подошел к бару, открыл бутылку виски и, налив себе в стакан, залпом его опрокинул. Затем второй. И третий.
— Святослав… что происходит? — прошептала я. От ужаса, который сковал меня, я не могла ни кричать, ни требовать ответов. Осознание того, что произошло что-то ужасное, то, что перевернет всю нашу жизнь, просыпалось где-то очень глубоко внутри.
— Тебе нужно уходить. Сейчас.
Это стало мне ответом спустя несколько долгих минут тягостной, убивающей тишины.
— Ч-что?
Я понимала, что что-то случилось. Понимала, что что-то плохое. Понимала, что это, скорее всего, связано с нашей парой, но уходить…
— Я не понимаю… — снова прошептала я. — Что произошло? Почему у тебя руки в крови? Почему ты не отвечал на звонки? Куда пропал с обеда? Почему сейчас пьешь и говоришь такие ужасные вещи? Но, самое главное, почему ты не смотришь на меня?
Это было сущей правдой. Шевченко ни разу не посмотрел на меня с тех пор, как пришел домой. Он упорно меня игнорировал и делал вид, будто меня нет в комнате.
Нет рядом с ним.
— Я не буду повторять несколько раз, — прошелестели ужасающие слова, разрезавшие ужасающую тишину комнаты.
Вот оно. То, чего я так боялась и ждала.
То, что предвещало перемены к худшему.
То, что не позволило бы мне стать счастливой.
Я знала, что это было не суждено случиться.
И я оказалась права.
— Убирайся!
Я вздрогнула и машинально попятилась назад, часто моргая. Сердце забилось у самого горла, руки вспотели, в горле встал неприятный ком.
Святослав злился на меня.
За что?
Почему?
Что и когда я успела сделать не так? В чем провинилась?
Могу ли это исправить?
— Вот, смотри, видишь? — прошипел Шевченко, кривясь от боли, стаскивая с себя рубашку.
Наконец, я увидела, откуда была кровь.
От кисти до локтей все было изрезано ножом. Ровные, длинные порезы, которые не закрывались, из которых продолжала сочиться кровь.
Меня замутило, я закрыла ладошкой рот, отвернулась.
Но Святослав подошел. Очень близко. Притянул больно за волосы и заставил смотреть.
— Это происходит со мной для того, чтобы не произошло с тобой.
— Что? — Я вскинула голову, освобождаясь от чужого захвата. Заглянула в холодные, серые глаза и поняла, что мне не врут.